Босх сам не понимал, почему отношение Эдгара так его взбесило. Он сделал глубокий вдох и попытался успокоиться.
— Джон Фокс. Джонни.
— Черт, да этих Джонов Фоксов как собак нерезаных. У тебя есть дата рождения?
— Да, есть.
Босх снова заглянул в блокнот и продиктовал Эдгару дату.
— Чем он тебе насолил? Как твои дела, кстати?
— По-всякому. Потом расскажу. Ты пробьешь его?
— Да. Я же сказал, что пробью.
— Ладно, у тебя есть мой мобильный номер. Если не дозвонишься, оставь сообщение на автоответчике на домашнем телефоне.
— Когда руки дойдут, Гарри.
— Погоди, ты же сказал, что ничем не занят.
— Ну да, но я все-таки работаю. Я не могу тратить все свое время на твои хотелки.
Босх на мгновение даже дар речи потерял.
— Знаешь что, Джерри, иди ты к черту. Я сам.
— Послушай, Гарри, я же не говорю, что я не…
— А я говорю. Ладно, все, проехали. Я не хочу подставлять тебя с твоим новым напарником или вашего бесстрашного начальника. Тебя ведь это смущает, да? Так что не надо мне этой лажи про работу. Ты ничем не занят. Ты собирался домой и сам прекрасно это знаешь. А, стой, или, может, не домой, а снова в бар с Бамси.
— Гарри…
— Все, давай, пока.
Босх захлопнул крышку телефона и некоторое время сидел неподвижно, дожидаясь, когда утихнет гнев, волнами исходивший от него, точно жар от решетки радиатора. Потом зазвонил телефон, который он все еще держал в руке, и Босху немедленно полегчало.
— Послушай, я был не прав, — произнес он в трубку, открыв крышку. — Все, проехали.
Последовало долгое молчание.
— Алло?
Голос был женский, и Босх немедленно смутился:
— Да?
— Детектив Босх?
— Да, прошу прощения, я думал, это другой человек.
— И кто же?
— А кто это?
— Это доктор Инохос.
— О! — Босх закрыл глаза и почувствовал, как гнев возвращается. — Чем могу вам помочь?
— Я звонила напомнить вам, что у нас завтра очередная сессия. В три тридцать. Вы приедете?
— У меня нет выбора, вы не забыли? И вам совершенно не обязательно каждый раз мне звонить, чтобы напомнить о сессии. Вы не поверите, но у меня есть ежедневник, часы и будильник. Я большой мальчик.
Едва успев договорить, Босх понял, что перегнул с сарказмом.
— Кажется, я позвонила в неудачный момент. Не буду…
— Да, именно так.
— …вам мешать. До завтра, детектив Босх.
— Всего доброго.
Он снова захлопнул крышку телефона и бросил его на сиденье машины. Потом завел двигатель и, выехав на бульвар Оушен-Парк, свернул оттуда на Банди-драйв и поехал в направлении шоссе номер 10. Уже подъезжая к виадуку, ведущему на шоссе, он увидел, что автомобили, движущиеся в восточном направлении, не едут, а едва ползут, а сам виадук забит машинами, ждущими своей очереди влиться в эту мертвую пробку.
— Твою ж мать, — выругался он в сердцах.
Он проехал по виадуку прямо, не выруливая с него на шоссе, потом свернул под эстакаду и по Банди-драйв доехал до бульвара Уилшир, после чего двинулся на запад, в направлении центра Санта-Моники. На то, чтобы найти место для парковки в окрестностях Третьей улицы Променад, у него ушло пятнадцать минут. После землетрясения он избегал пользоваться крытыми многоуровневыми паркингами и не хотел делать это сейчас.
«Ты не человек, а какое-то ходячее противоречие, — твердил Босх себе, наматывая круги по улицам в поисках свободного местечка для парковки. — Ты живешь в доме, который жилищная инспекция объявила готовым в любой момент сползти по склону холма, но при этом не желаешь пользоваться паркингом». Наконец ему удалось приткнуть машину у обочины напротив порно-театра примерно в квартале от Променада.
Самые горячие вечерние часы он провел, прочесывая три примыкающие друг к другу квартала, набитые уличными ресторанчиками, кинотеатрами и магазинами. Он зашел в «Кинг Джордж» на бульваре Санта-Моника, где, как он знал, любили бывать некоторые детективы из подразделения Западного Лос-Анджелеса, но никого из его знакомых там не оказалось. После этого он перекусил пиццей, купленной в уличном киоске, и стал наблюдать за людьми. На глаза ему попался уличный акробат, жонглировавший пятью мясницкими ножами. Босху подумалось, что он представляет, какие чувства жонглер при этом испытывает.
Он сидел на скамейке, глядя на текущие мимо потоки людей. Единственными, кто обращал на него внимание и останавливался перекинуться с ним словечком, были бездомные бродяги, и вскоре у него уже не осталось мелочи, которую можно было им дать. Босх чувствовал себя одиноким. Ему вспомнилась Кэтрин Регистер и ее слова о прошлом. Она сказала, что прошлое сделало ее сильной, но он знал, что источником спокойствия и силы может быть и печаль. Это был ее случай.