Босха это не удивило. Среди статистиков и руководителей отделов пытаться всеми правдами и неправдами повысить процент раскрываемости было распространенной практикой. В деле о краже подушки безопасности убийства как такового не было. Это был несчастный случай. Но поскольку смерть наступила в процессе совершения преступления, закон штата Калифорния позволял предъявить соучастнику в преступлении обвинение в убийстве его подельника. Судя по тому, что соучастник был арестован по обвинению в убийстве, Паундз намеревался включить это дело в статистику раскрытых убийств, но при этом отнюдь не планировал учитывать его в числе собственно совершенных убийств, поскольку формально смерть от некстати надувшейся подушки безопасности была несчастным случаем. Эта маленькая статистическая двухходовочка позволяла получить приятное увеличение раскрываемости по Голливудскому участку, которая в последние годы упорно грозила упасть ниже пятидесяти процентов.
Однако, не удовлетворившись скромной прибавкой, которую обеспечивал этот незатейливый мухлеж, Паундз собирался включить в статистику раскрытых дел еще и два билоксийских убийства. В конце концов, если уж по большому счету, его убойный отдел действительно их раскрыл. Увеличение числа раскрытых преступлений сразу на три штуки, притом что общее число совершенных преступлений при этом не увеличивалось, позволяло получить резкий рост раскрываемости, а также повысить акции самого Паундза как начальника управления. Босх подозревал, что лейтенант страшно горд собой и таким результативным днем.
— Он сказал, что это увеличит раскрываемость сразу на шесть процентов, — продолжал Эдгар. — Он был очень рад, Гарри. А мой новый напарник был очень рад, что ему удалось порадовать своего покровителя.
— Я не хочу ничего больше об этом слышать.
— Извини, я не подумал. Так чем ты занимаешь свое свободное время, когда не считаешь машины? Тебе, наверное, страшно скучно.
— Да не то чтобы, — соврал Босх. — На прошлой неделе я закончил ремонтировать террасу. А на этой неделе…
— Говорю тебе, Гарри, ты попусту тратишь свое время и деньги. Рано или поздно инспекторы застукают тебя и вышвырнут прочь. А потом твой дом снесут, а счет за снос тебе же и выкатят. И тогда твоя терраса вместе с домом окажется на свалке.
— Я нанял адвоката.
— И что он сделает?
— Не знаю. Я хочу оспорить статус дома. Он занимается землепользованием. Говорит, что может и выгореть.
— Очень на это надеюсь. И все равно я считаю, что тебе надо снести этот дом к чертовой матери и построить новый.
— Я пока что еще не выиграл в лотерею.
— Есть же льготные кредиты для пострадавших от стихийных бедствий. Можно взять его и…
— Я подал заявку, Джерри, но мне мой дом и так нравится.
— Тебе виднее, Гарри. Надеюсь, твой адвокат найдет способ со всем разобраться. Ладно, давай заканчивать. Бернс хотел пропустить по кружечке в «Шорт стоп». Он меня там ждет.
Когда Босх в последний раз был в «Шорт стоп», крошечной забегаловке для полицейских неподалеку от академии и стадиона «Доджер», на ее стенах все еще пестрели наклейки «Я ЗА ГЕЙТСА»[1]. В глазах большинства полицейских Гейтс был закатившейся звездой прошлого, но «Шорт стоп» оставался местом, куда ветераны ходили, чтобы выпить и вспомнить о былых днях управления, которого больше не существовало.
— Давай, Джерри, оттянись как следует.
— Ладно, старик, ты держись там.
Босх прислонился к кухонной тумбе и сделал глоток пива. Он пришел к заключению, что звонок Эдгара был хитро завуалированной попыткой дать Босху понять, что напарник сделал свой выбор и выбор этот оказался не в его пользу. Что ж, для Эдгара на первом месте был он сам и собственное выживание в управлении. Босх не мог его в этом винить.
Он принялся разглядывать свое отражение в стеклянной дверце духовки. Оно было смутным, но он мог различить собственные глаза и линию подбородка. Ему было сорок четыре, но в некоторых отношениях он выглядел старше. Его вьющиеся темные волосы по-прежнему были густыми, но и в них, и в усах уже местами пробивалась седина. Черные глаза казались потухшими и усталыми, а кожа была бледной, как у ночного сторожа. Босх всегда был худощавым, но в последнее время одежда висела на нем, как будто ее выдали перед оперативным заданием или как будто он не так давно перенес тяжелую болезнь.
Он оторвался от созерцания своего отражения и достал из холодильника еще одну бутылку пива. Небо за окном было уже ярко расцвечено закатными красками. Скоро должно было стемнеть, но шоссе далеко внизу струилось переливчатой рекой огней, ни на миг не прекращавшей свое течение.
1