Обычно поворот в македонской политике и ухудшение характера царя связывают с влиянием на него Деметрия Фарского[502]. Однако, по нашему мнению, присутствие последнего должно было не сподвигнуть царя на завоевании Иллирии, а, напротив, удержать правителя от необдуманных действий. История преподнесла Филиппу наглядный урок: Деметрий только что пытался воспользоваться трудностями Рима в своих интересах, но его затея провалилась. Римляне показали, что в любых обстоятельствах готовы к войне. Македонский царь должен был это понимать. Кроме того, Деметрий, нарушив договор с римлянами, занимался грабежами на море. И в этом аспекте действия Рима выглядят законными и справедливыми: они, так же как и македонский царь, боролись с пиратством. Филипп, демонстрируя в ходе всей войны приверженность положениям Общего Мира, не мог в тот момент руководствоваться только советами иллирийского пирата и, тем более, развязывать новый военный конфликт ради него. Это шло вразрез с общим курсом македонской политики того периода.
Филипп V действительно мог прислушиваться к советам Деметрия, но не в отношении политического курса Македонии, а в морском деле. Иллирийский авантюрист занимался пиратством не один год до бегства в Македонию. Естественно, он знал иллирийское и греческое побережье, особенности кораблей, приемы ведения морского боя. Допустимо предположение, что Филипп принял его столь радушно и возвысил именно по причине его знаний и опыта в мореплавании. Стоит вспомнить, что морское дело после Антигона Гоната было фактически заброшено в Македонии. Молодой царь Филипп, создавая новую систему контроля над Грецией, нуждался в сильном флоте. Поэтому советы Деметрия, видимо, были ценными. Можно привести еще один аргумент в пользу последнего утверждения: когда македонский правитель в 216 г. занялся строительством кораблей для переброски сил к Аполлонии, то он построил 100 лемб (Polyb., V, 109, 3–4). Иными словами, за образец был принят иллирийский тип кораблей.
Македонско-иллирийские взаимоотношения всегда были сложными, достаточно вспомнить хотя бы итоги последнего сотрудничества Филиппа со Скердилаидом. Конечно, в прежние времена не было случая, чтобы македонские цари не воспользовались слабостью соседей в своих целях, но теперь ситуация коренным образом отличалась от предшествовавших эпох. Речь уже шла не о двух государствах (Иллирии и Македонии), а о трех (Иллирия, Македония и Рим). Филипп не мог не понимать, что попытка вытеснения со спорной территории другой державы вызовет ответные действия; было бы наивно с его стороны думать иначе. Тот военный опыт, который он приобрел за годы Союзнической войны, не позволил бы ему совершать опрометчивые шаги. Царь, несмотря на свои яркие и успешные кампании, достойные продолжателя дел Александра Великого, испытал и неудачи, и крушение замыслов, и сопротивление оппозиции. Начинать масштабные действия в Иллирии можно было только при твердой поддержке союзников. Однако царю не удалось уменьшить влияние на греков Арата. Прошло слишком мало времени, чтобы греческие союзники уверились в отсутствии у Филиппа желания поработить их и убедились бы в реальных преимуществах союза с Македонией. Нужно отметить и тот факт, что уже в конце 218 г. стало очевидно, что ввязываться в новую продолжительную войну было слишком дорого для македонского бюджета[503].
Кроме того, необходимо учитывать настроения самих иллирийцев. Ни один македонский правитель не мог принудить их к подчинению. Партизанская тактика войны, которую иллирийцы так же хорошо освоили, как и этолийцы, и явное превосходство иллирян в действиях на море давали слишком мало шансов на победу Филиппу. Царь не мог не осознавать этого. Греческие поселения на иллирийском побережье не имели тесных связей с Македоний и в экономическом отношении были ориентированы на запад, вследствие чего можно было ожидать их упорного сопротивления и вмешательства римских войск. Поэтому версию о стремлении македонского правителя ликвидировать римский протекторат над Иллирией стоит поставить под сомнение.
Цели Филиппа в отношении Иллирии в конце Союзнической войны не касались римлян. При этом не следует говорить и о том, что он планировал установить собственный протекторат над этими землями. Его ближайшей заботой становилась война со Скердилаидом — нарушителем Общего Мира, напавшим на земли западной Македонии. Именно для борьбы со Скердилаидом, а не с Италией, как убедительно показал А. П. Беликов[504], царь построил 100 лемб. Не для вторжения в Италию, а для защиты греческого побережья от пиратов, борясь за свободу мореплавания, царь намеревался создать морские базы на западном побережье Балкан (предположительно, в Аполлонии и Навпакте).
502
О роли советов Деметрия см.:
503
По сообщению Плутарха (Plut. Aem. Paul., 28), доходы македонских царей в сравнении с доходами Птолемеев и Селевкидов были невелики, они превышали установленную римлянами подать в 100 талантов всего в два с чем-то раза, т. е. составляли примерно чуть более 200 талантов в год. Правда Р.Эррингтон полагает, что эта цифра отражает лишь поземельный налог, а не всего государственный доход Македонии: