«Он [Агелай] говорил, что для эллинов должно быть всего желаннее никогда не воевать друг с другом, что они должны вознести богам великую благодарность, если, пребывая в полном согласии, крепко взявшись за руки, как бывает при переправе через реку, они в состоянии будут отражать общими силами нашествие варваров и спасать свои жизнь и свои города. Если же вообще (τό παράπαν) это невозможно, то он желал бы, чтобы по крайней мере на этот раз (κατά γε τό παρόν) они соединились между собою и оберегали друг друга в такое время, когда на западе встали сильные полчища и возгорелась великая война. И теперь уже для всякого ясно, кто хоть немного разумеет в государственных делах, что, восторжествуют ли карфагеняне над римлянами, или римляне над карфагенянами, победитель ни в каком случае не удовольствуется властью над италийцами и сицилийцами, что он будет простирать свои замыслы и поведет свои войска далеко за пределы, в каких подобало бы ему держаться. Поэтому навпактиец Агелай убеждал всех, наипаче Филиппа, принять меры против грозящей опасности. Благоразумие внушает, чтобы он перестал обессиливать эллинов (καταφθείρειν τούς Έλληνας) и тем готовить в них легкую добычу для злоумышляющего врага, чтобы он, напротив, берег их как самого себя и вообще заботился о них, как о своем собственном достоянии (ώς οίκείων καί προσηκόντων αύτω). Таким способом действий, говорил он, Филипп стяжает себе благоволение эллинов и найдет в них преданных пособников (βεβαίους συναγωνιστώς) в своих предприятиях; тогда и иноземцы будут меньше посягать на его владычество, устрашаемые верным союзом с ним эллинов. Если царь стремится к приумножению своих владений, то он советует ему обращать взоры на запад и зорко следить за нынешними войнами в Италии, дабы в положении мудрого наблюдателя выждать удобный момент и попытаться добыть себе всемирное владычество (της των όλων άντιποιήσασθαι δυναστείας). Настоящий момент благоприятствует таким стремлениям. Распри и войны с эллинами он убеждал царя отложить до времен более спокойных и позаботиться больше всего о том, чтобы сохранить за собой возможность заключать с ними мир или воевать по своему желанию. "Если царь допустит только, чтобы поднимающиеся теперь с запада тучи (τά προφαινόμενα νυν άπό της έσπέρας νέφη) надвинулись на Элладу, то следует сильно опасаться, как бы у всех нас не была отнята свобода мириться и воевать и вообще устраивать для себя взаимные развлечения, — отнята до такой степени, что мы будем вымаливать у богов как милости, чтобы нам вольно было воевать и мириться друг с другом, когда хотим, и вообще решать по-своему наши домашние распри"».
Точки зрения современных исследователей и на подлинность, и на конкретное содержание этой речи расходятся весьма существенно. С одной стороны, сам автор неоднократно в своем произведении подчеркивал теоретические принципы использования речей: историк свободен выбирать самые существенные речи среди массы находящегося в его распоряжении материала; он может сократить речь, чтобы сконцентрироваться на предметах первой необходимости, может воспользоваться собственными словами и фразеологией; но историк не имеет права искажать ее фактическое содержание, главные аргументы должны быть сохранены (II, 56, 10; III, 20, 1; XII, 25; XXIX, 12, 9–10; XXXVI, 1, 2–7). Однако Полибий далеко не всегда соблюдает провозглашенные им же самим правила написания истории. Вполне очевидно, что он вводил в речи персонажей собственные мысли и идеи. Если хотя бы одна из приведенных им речей будет признана фиктивной, то это даст повод ученым сомневаться и в отношении всех остальных свидетельств ахейского историка. Поэтому дискуссии вокруг выступления Агелая не утихают до сих пор.
Одни исследователи считают ее подлинной[509], другие приписывают ее фантазии Полибия[510]. Н. Хэммонд, например, полагает, что Агелай не мог с такой проницательностью предвидеть будущее, поскольку до 217 г. греки практически не интересовались римскими завоеваниями. «Аудитория Агелая посчитала бы его паникером, а не практичным человеком»[511]. Полибий знал лишь о направленности речи, то есть о необходимости заключения мира, а остальное добавил от себя, поскольку автор относился к поколению, на деле видевшему бедственный результат эллинских разногласий.
509
За подлинность речи, например, высказываются:
510