Вероятно, эти события отвлекли внимание Тавриона от нового вторжения. Не имея в своем распоряжение достаточно сил, чтобы разделить их между двумя очагами волнений, Таврион предпочел оставить их у себя для предотвращения возможного восстания в Спарте или для предотвращения соединения сил противников. А для помощи ахейцам он пытался привлечь Деметрия Фарского, хотя и безрезультатно. Этим пристальным вниманием к спартанским делам можно объяснить и выступление македонского царя. Едва ли он смог бы прибыть в Пелопоннес вскоре после ухода этолийцев, если бы откликнулся на призыв Арата. Скорее всего, набор войска и продвижение на юг было вызвано более ранним сообщением Тавриона о смутах в Спарте. Именно туда направлялся македонский царь, когда по дороге получил известие о нападении этолийцев на Кинефу. Действуя как гегемон лиги, он предпочел не вмешиваться в дела Спарты, поскольку формального выступления против лиги не произошло. Также и вопрос об этолийцах он предпочел решать законным путем: постановление должно было быть принято синедрионом Эллинской лиги.
Учитывая изложенное выше, мы довольно легко объясним и бездействие Арата в этом инциденте. Выступать против этолийцев без македонских сил, оставив в тылу недовольных мессенцев и готовых к восстанию спартанцев было довольно рискованным мероприятием, тем более, что Арат сознавал свои слабые полководческие способности. Зная о приближении Филиппа, Арат предпочел дождаться его прибытия и совместно урегулировать отношения с союзниками. Таким образом, можно отметить, что обе стороны накануне войны добились поставленных целей. Понимая близость военных действий, этолийцы в ходе двух рейдов в Пелопоннес серьезно ослабили противника, что, в конечном счете, сказалось и на ходе войны. С другой стороны, на заседании синедров в Коринфе было принято ожидаемое Аратом решение об объявлении войны Этолийскому союзу (Polyb., IV, 25, 1–5), в которую, согласно его замыслам, вступал не один Ахейский союз, а вся Эллинская лига.
3. Процедура оформления начала войны
Решение о начале войны было принято в одностороннем порядке на заседании синедриона Эллинской лиги в Коринфе осенью 220 г. Там были заслушаны жалобы союзников. Полибий сообщает (Polyb., IV, 25, 2–4), что беотийцы жаловались на ограбление этолийцами в мирное время святилища Афины Итонии, фокидяне — на нападение их на Амбрис и Давлий, эпироты — на разорение своих земель. Акарнанцы рассказали, как этолийцы напали на Фирей в ночную пору. Ахейцы заявили о захвате Клария в мегалопольской области, опустошении полей патрян и фариян, грабеже Кинефы, осаде Клейтора и т. д. Примечательно, что обвинения касались не только недавних событий, но н имевших место несколько лет назад. Последнее утверждение относится к беотянам и фокидянам[200]. Иными словами, союзники вспоминали все личные претензии к этолийцам и совокупный эффект обвинений был значительным. Неудивительно, что решение о войне было принято без каких-либо затруднений. Тем не менее обращение к старым обидам выглядит несколько натянутым в данной ситуации. Складывается впечатление, что кто-то провел хорошую подготовительную работу среди синедров, организовав нужные выступления. Вероятно, основная подоплека кроется в желании убедить македонского царя в необходимости начала войны. Именно на него были рассчитаны приведенные союзниками аргументы.
Настрой царя на мирный исход заседания виден хотя бы в том, что он предпринял еще один шаг к урегулированию конфликта. Уже после собрания синедриона он отправил этолийскому стратегу письмо, в котором сообщал, что этолийцы могут выступить с объяснениями указанных событий и оправдаться за них (Polyb., IV, 26, 3). Однако Ф. Уолбэнк предпочитает не придавать этому заявлению большого значения; он считает, что решение синедров в Коринфе было рассчитано на тесное сближение Македонии и Греции[201]. По его мнению, царь хотел отложить начало военных действий до весны 219 г. или возложить ответственность за развязывание войны на плечи этолийцев. Однако, на наш взгляд, последнее предположение не оправдано. Война была отложена до весны по независящим от царя обстоятельствам, как это будет показано ниже, а обвинять этолийцев в развязывании войны столь изощренным способом не имело смысла, так как постановление в Коринфе было официально принято всеми союзниками, а несколько позднее, после ратификации решения, ахейцы, прибегнув к старинному способу объявления войны, через глашатая возвестили об этом. В ответ на требование Филиппа оправдаться за свои нападения на греческие города этолийские власти заявили, что они не могут его выполнить до решения этолийского собрания (Polyb., IV, 26, 5–6). С формальной точки зрения они были правы, поскольку только народное собрание принимало постановления по важнейшим вопросам, касавшимся общественно-политической жизни федерации или отношений этолийцев с другими государствами. Но нельзя пренебрегать и тем фактом, что для решения каких-либо чрезвычайных вопросов, которые невозможно было отложить до обычного собрания в канун осеннего равноденствия, созывалось экстраординарное собрание[202], поэтому отказ этолийцев по формальным причинам выполнить предложение македонского правителя свидетельствует об их агрессивном настроении. Этим фактом не следует пренебрегать. Так же как и тем обстоятельством, что назвать организатора единодушного мнения синедров не стоит труда — им мог быть лишь Арат, чей дар убеждения всегда действовал на союзников. Филипп в данной ситуации был последним человеком, который еще пытался остановить боевые действия двух стремящихся к войне федераций.
201
202