Значительная по греческим меркам численность этолийской армии и ее боевые качества делали Этолию грозным противником для любого греческого государства и даже для Македонии. Однако из-за живучести архаических обычаев уровень военного дела в Этолийском союзе далеко не соответствовал требованиям эпохи. Этолийцы пренебрегали элементарными правилами военного искусства: не желали строить настоящую фалангу, укреплять походные лагеря, выставлять дозоры и подчиняться дисциплине, если предоставлялся случай заняться мародерством. Не была изжита восходящая к архаической эпохе практика военных экспедиций, предпринимаемых в частном порядке командирами отдельных отрядов; армия в какой-то мере сама себя содержала[277]. Плутарх очень метко отметил (Flamin., 8) их поведение в битве при Киноскефалах: пока римляне преследовали разбитого врага, этолийцы бросились грабить и разорять неприятельский лагерь. Их ненасытная жадность вызвала раздражения Фламинина (Liv., 33, 11, 8). Едва ли за тридцать лет до этого события этолийские воины поступали как-то иначе.
На протяжении всей Союзнической войны этолийцы действовали либо отдельными отрядами, численностью от 1.000 до 2.500 человек, либо наносили удар объединенными силами — в таком набеге участвовало, возможно, до 10.000 солдат[278], обозначенных у Полибия πανδημεί. Такая тактика наводила ужас на противника и наносила ему экономический ущерб. От решающих сражений этолийские командиры предпочитали уклоняться.
Сила Этолии базировалась также на морских операциях, причем этолийцы не стеснялись своей репутации пиратов[279]. Примечательно, что собственного регулярного военного флота у федерации не было; она использовала корабли союзников, в частности суда кефалленян (Polyb., IV, 6, 2 и 8), а связи с Критом и некоторыми островами Эгейского моря обеспечили этолийцам возможность совершать пиратские рейды на суше и на море.
В отличие от других государств этолийцы нечасто прибегали к услугам наемников. Тем не менее для Союзнической войны зафиксировано наличие критских воинов, прибывших в этолийское войско в ходе боевых действий (Polyb., IV, 55, 5; V, 14, 1 и 4). Вероятно, речь идет о наемниках, а не о союзниках. Намек на это можно усмотреть у Полибия. Историк в одном пассаже указывает, что в Страте находилось 3.000 этолийской пехоты, 400 всадников и 500 критян (V, 14, 1: Κρήτας δ' elς πεντακοσίους). А затем говорит, что этолийская конница и наемники бежали (V, 14, 5: ol των Αΐτωλων ιππείς καί μισθοφόροι). Поскольку в битве участвовали лишь этолийцы и критяне, то, вполне вероятно, под наемниками Полибий подразумевал последних.
Располагая такими силами, Этолийская федерация имела явное преимущество перед ахейцами, но не перед македонянами. Понимая мощь противника, Этолия стремилась расколоть вражеский фронт, ведя накануне войны переговоры с отдельными государствами. Пока решение о войне не было ратифицировано членами Эллинской лиги, этолийское правительство имело шанс свести общегреческую войну к конфликту между Этолией и Ахайей[280]. Заявление о мире с лакедемонянами, мессенцами и прочими народами (Polyb., IV, 15, 8–9) было провокационным воззванием к существующему договору Общего Мира. Посольства были отправлены в Эпир и Спарту (Polyb., IV, 30, 7; 34, 4), вызвав волнения у лакедемонян и поколебав позицию эпиротов, так что они ждали выступления македонских сил. Однако присоединение Спарты не принесло существенной помощи Этолии. Спартанское государство было так ослаблено, что его войско могло предпринимать лишь набеги на приграничные области. Только Элида служила этолийцам надежной опорой в Пелопоннесе, обеспечивая их продовольствием[281]. Не случайно в ней постоянно находился этолийский отряд (Polyb., IV, 59, 1; V, 30, 2; 94. 2).
Таким образом, сравнивая потенциальные возможности противоборствующих сторон, можно отметить, что численный перевес оставался за Эллинской лигой. Тем не менее этот фактор оказался не самым главным в ходе войны.
277
279