Маркиз де Силлери до последнего дня своей жизни являлся одним из приверженцев герцога Орлеанского, и даже больше, чем приверженцем: он был беззаветно предан ему.
Затем все вернулись в Париж, а в следующем году снова отправились в путь, чтобы посетить Нормандию, Бретань и Турень.
Начали с Нормандии.
В Сен-Валери юный герцог Шартрский стал крестным отцом корабля, только что спущенного на воду.
Из Сен-Валери они добрались до Гавра, а из Гавра — до крепости Мон-Сен-Мишель.
Начиная с шестнадцатого века крепость Мон-Сен-Мишель была тюрьмой; великий король Людовик XIV, возродив для одного бедного газетчика из Голландии наказание, которому Людовик XI подверг знаменитого кардинала Ла Валю, приказал сгноить этого несчастного в клетке.
Вся разница состояла в том, что клетка Людовика XI была железной, а клетка Людовика XIV — деревянной и Ла Валю оставался в заточении одиннадцать лет, а газетчик умер после восемнадцати лет заточения.
Добавим, что Людовик XI имел определенное право действовать таким образом, имея кардинала Ла Валю под рукой, в то время как Людовик XIV, пренебрегая международным правом, приказал выкрасть газетчика прямо из Голландии.
Эта деревянная клетка была самой страшной достопримечательностью крепости Мон-Сен-Мишель: ее показывали посетителям, шепотом рассказывая им историю о великом короле и несчастном газетчике. Она совсем немного использовалась по тому же самому назначению в царствование Людовика XV, но после восшествия Людовика XVI на престол сделалась чем-то вроде карцера, куда помещали исключительно на полсуток, сутки или двое суток строптивых заключенных. Царившая в камере сырость, окружающий мрак, а еще более мрачное предание о голландском газетчике очень быстро образумливали узников даже с самым непокорным нравом.
Принцы прибыли в Мон-Сен-Мишель около одиннадцати часов вечера; поскольку их ждали, крепость была иллюминирована и монастырские колокола звонили вовсю. Не знаю, какое впечатление произвел вид крепости Мон-Сен-Мишель на именитых путешественников; что же касается меня, посетившего ее, если не считать отсутствия иллюминации и трезвона колоколов, в таких же обстоятельствах, в такой же поздний час и в такой же темноте, то мне крайне редко доводилось испытывать подобное ощущение мрачного величия, которое ночь придает неподвижным предметам.
В те времена, в полную противоположность тому, что имеет место сегодня, крепость была пуста, а обитель населена. Приор и дюжина монахов, замещавших гарнизон крепости, встречали принцев у подножия лестницы из четырехсот ступеней, которая ведет в их монастырь.
Плодородная земля полностью отсутствует на этой скале, где могла произрасти лишь тюрьма. Несколько обитателей единственной улицы, помпезно именуемой городом, владеют небольшими садиками, которые ранняя зима оголяет к концу сентября, а поздняя весна снова покрывает зеленью только к 15 мая.
Монахи доставляли все, даже хлеб, из Понторсона.
Тем не менее они устроили пышную встречу юным принцам, которых ожидал превосходный ужин. Во время ужина, побуждаемая знаками своих воспитанников, г-жа де Жанлис затронула вопрос о знаменитой железной клетке.
И тогда приор объяснил маркизе, что с железной клеткой дело обстояло примерно так же, как с железной маской: железная маска была бархатной, а железная клетка — деревянной.
Но, хотя и деревянная, она, тем не менее, отличалась большой прочностью, поскольку была изготовлена из громадных брусьев, между которыми оставались просветы шириной всего лишь в три-четыре пальца.
— Впрочем, — добавил приор, — эта клетка, ставшая для нас почти бесполезной, принесла монастырю дурную славу, и я принял решение разрушить ее.
Госпоже де Жанлис представилась отличная возможность выставить напоказ филантропическое воспитание, которое она дала свои ученикам; она тотчас ухватилась за предложение, сделанное приором, и призвала его устроить из этого разрушения торжественную церемонию.
Церемония была назначена на завтра.
На другой день все с большой торжественностью спустились в тюремное подземелье; г-жа де Жанлис сопровождала четверых своих воспитанников, приор вел за собой дюжину своих монахов, а тюремные надзиратели охраняли пятерых или шестерых узников, которым было дано разрешение присутствовать на этом празднике, чтобы немного развлечься.
Кроме того, туда пришли несколько плотников: им надлежало закончить труд, который должен был начать герцог Шартрский.
Подготовка сцены предстоящей небольшой драмы была делом нетрудным, ибо все в этой грязной и мрачной камере делалось занимательным; монахи, держа в руках факелы, спускались первыми; за ними следовали г-жа де Жанлис и четверо ее воспитанников, затем приор, монахи и обитатели города, приглашенные на эту расправу.