Наполеон питал к ней огромное уважение за ее аристократические манеры и назначил ей пенсион в тридцать тысяч франков.
Она пережила на двадцать один год принца, своего мужа, который умер 18 ноября 1785 года и по которому Людовик XVI, более щепетильный, чем его дед Людовик XV, запретил ей носить траур.
В то время, когда его отец женился на г-же де Монтессон, герцог Шартрский был молодым человеком лет двадцати пяти или двадцати шести, который уже лет десять появлялся в свете и распутство которого успело наделать шуму. Его первой любовницей была женщина по имени Дешан, и он, не удовольствовавшись этой любовной страстью, скатился по крутому склону еще намного ниже. Всегдашним спутником герцога Шартрского в его любовных похождениях был принц де Ламбаль, сын герцога де Пентьевра; но его здоровье, куда менее крепкое, чем здоровье герцога Шартрского, не могло выдержать такой жизни, наполненной низменным сладострастием, и было окончательно погублено в одном из злачных мест. И тогда все стали обвинять герцога Шартрского не только в разврате, но и в корыстном расчете; по словам его врагов, он совратил, обесчестил и отравил принца де Ламбаля, чтобы все колоссальное богатство семьи Пентьевр досталось одной лишь мадемуазель де Пентьевр, на которой он намеревался жениться, и чтобы унаследовать в будущем должность великого адмирала, которой владел герцог де Пентьевр. Двадцать один год спустя, когда в свою очередь была убита несчастная принцесса де Ламбаль, подобные обвинения в его адрес возобновились, сделавшись еще более жестокими, особенно после того как убийцы сочли своим долгом предъявить ему в знак уважения ее отрезанную голову. Однако мы, взяв за правило истолковывать подобные обвинения, лишь основываясь на доказательствах, поспешим выступить здесь против двух этих оскорблений, которые может упомянуть памфлетист, но обязан оспорить историк.
Впрочем, этому несчастному принцу, поплатившемуся за свои прегрешения так, как другие расплачиваются за преступления, предъявляют, помимо ложных обвинений, и немало достоверных.
С герцогом Шартрским произошло в начале царствования Людовика XVI то же, что произошло с его прадедом в конце царствования Людовика XIV: оба они выступали против нравов, присущих этим королям. Людовик XIV сделался набожным к концу жизни, а Людовик XVI отличался строгостью поведения с самого начала. У регента был дворец Пале-Рояль, который он прославил своими оргиями; у герцога Шартрского был загородный дом Монсо, которому он придал известность своими кутежами; впрочем, ему следует поставить в заслугу хотя бы искренность, ибо он никогда не прикрывал маской лицемерия лицо развратника. Однажды он побился об заклад, что голым, верхом на лошади, вернется из Версаля в Пале-Рояль, и честно выиграл пари.
Англомания, начавшая быстро распространяться во Франции, была целиком и полностью делом рук герцога Шартрского; он открыто встал во главе той части общества, которая заимствовала у Англии все — нравы, наряды, жокеев и лошадей. Он содействовал проведению первых скачек; Мария Антуанетта присутствовала на них, однако Людовик XVI воспротивился этим скачкам, а главное, разорительным пари, которые сопровождали их. В итоге по приказу короля скачки были прекращены.
Во время этих гонений герцог Шартрский утешался тем, что дважды в год ездил в Лондон, покупал там поместья и вступал в члены нескольких клубов.
Кстати сказать, герцог Шартрский был красив, прекрасно сложен, любил рискованные затеи и никогда не отступал перед опасностью, способной принести славу или же наделать шуму. В 1778 году, путешествуя по Нижней Бретани, он спустился в шахту на глубину в пятьсот футов, а спустя несколько лет, когда были изобретены воздушные шары и всех охватила страсть к воздухоплаванию, он пожелал путешествовать этим новым способом и поднялся в небо на высоту в сто пятьдесят туазов.
Он любил искусства и механику: искусства — как любитель, механику — как механик. Он заказал для себя объемные модели всех мануфактур Лиона и мечтал о строительстве разного рода зданий. Один из его проектов заключался в том, чтобы снести все дома на острове Сите и построить на их месте новые по единому плану; к несчастью, этому помешал другой проект, принесший ему куда меньше популярности: речь идет о его спекуляции с торговыми лавками в саду Пале-Рояля.
И вот в то самое время, когда герцог Орлеанский, все еще находившийся в хороших отношениях с дофиной, которую он забавлял и своим остроумием, и своей эксцентричностью, как стали говорить позднее, начал мало-помалу ссориться с дофином, «Королевский альманах» отметил датированное 6 октября 1773 года рождение Луи Филиппа Орлеанского, герцога де Валуа.