«Пусть восемьдесят три департамента сплотятся и заявят, что они не желают иметь ни тиранов, ни монархов, ни покровителей, ни регентов, которые являются тенями королей, столь же пагубными для общественного блага, как смертельная тень анчара. Если будет назначен регент, вспыхнет междоусобная война, в которой люди станут сражаться скорее за то, чтобы иметь властелина по собственному выбору, чем за свободу».
Понятно, что если «Французский патриот» придерживался такого мнения, то десять других газет придерживались противоположных взглядов; многие выступали за регентство, а некоторые открыто прочили на место регента герцога Орлеанского.
Принц опубликовал следующую декларацию, адресованную редактору газеты «Национальное собрание»:
«Париж, 26 июня 1791 года.
Сударь!
Прочитав в номере 989 Вашей газеты высказанные Вами соображения по поводу тех мер, какие следует принять после возвращения короля, и все подсказанное Вам в отношении меня Вашей прямотой и непредвзятостью, я должен повторить Вам то, что гласно заявил 21-го и 22-го числа сего месяца нескольким членам Национального собрания, а именно, что я готов служить своему отечеству на суше, на море, на дипломатическом поприще — одним словом, на всех постах, которые потребуют рвения и безграничной преданности общественному благу, но, если вопрос встает о регентстве, я отказываюсь теперь и навсегда от прав, которые дает мне конституция. Осмелюсь сказать, что после стольких принесенных мною жертв интересам народа и делу свободы мне уже не позволено выходить из сословия простых граждан, куда я вступил не иначе как с твердой решимостью оставаться в нем навсегда, и что проявление честолюбия с моей стороны явилось бы непростительной непоследовательностью. И я делаю это заявление вовсе не для того, чтобы заставить замолчать моих хулителей, ибо мне слишком хорошо известно, что мое рвение в отношении национальной свободы и равенства, являющегося ее фундаментом, всегда будет разжигать их ненависть ко мне; я с пренебрежением отношусь к их клевете, и мой образ действий всегда будет служить доказательством их гнусности и нелепости их утверждений; однако в нынешних обстоятельствах я был обязан заявить, что мои суждения и решения нерушимы, дабы в своих расчетах и соображениях относительно новых мер, которые, возможно, придется принять, общественное мнение не опиралось на ложную основу.
Тем временем герцог Шартрский действовал куда разумнее, чем если бы он возражал против честолюбивых замыслов, которые могли быть ему приписаны: он спас от ярости народа двух священников и вытащил из воды тонувшего человека.
Вот как сам герцог Шартрский рассказывает о последнем из этих событий.
«3 августа 1791 года. — Какой счастливый день! Я спас жизнь человеку, а точнее, помог ее спасти. Сегодня вечером, прочитав перед этим несколько страниц из сочинений Попа, Метастазио и из "Эмиля", я отправился купаться; я уже обсыхал на берегу, так же как и Эдуар, как вдруг послышался крик: "На помощь! На помощь! Тону!" Я тотчас же бросился к месту происшествия, а следом за мной побежал Эдуар; я примчался первым; из воды торчали лишь кончики пальцев утопающего; я схватил его руку, которая с невероятной силой стиснула мою руку; он тянул ее к себе так, что наверняка утопил бы меня, если бы вовремя подбежавший Эдуар не ухватил его за ногу, отняв у него тем самым возможность цепляться за меня. В итоге мы вытащили его на берег; он едва мог говорить, но, тем не менее, засвидетельствовал глубокую признательность мне и Эдуару. Я с радостью думаю о том впечатлении, какое произведет эта новость в Бельшассе. Я был рожден под счастливой звездой: удачные возможности появляются у меня под носом, и мне остается лишь воспользоваться ими. Тот, кто тонул, — это проживающий в Вандоме г-н Сире, помощник инженера ведомства Мостов и дорог.
Я ложусь спать очень довольный».
И вы правы, принц: жизнь человека, спасенная другим человеком, много значит в глазах Бога. И это заставляет нас забывать о том, что вы все время думаете лишь о Бельшассе и г-же де Жанлис и ни минуты не думаете об Э и вашей матери.
VIII
«1 августа 1791 года. — Прекрасный денечек, да здравствуют драгуны! Другого такого полка нет во Франции! С такими солдатами мы должным образом встретим негодяев, у которых достанет дерзости вступить во Францию, и отечество будет свободным или мы погибнем вместе с ним».