Жиронда устала от этой бесконечной борьбы; она решила резко и раз и навсегда порвать отношения с королем, и 27 мая издала чрезвычайный указ, направленный против неприсягнувших священников.
Этот указ был составлен в следующих выражениях:
«Выдворение за пределы королевства будет происходить в течение тридцати дней, если его потребуют двадцать активных граждан, одобрит округ и утвердит департамент; тот, кого выдворяют, получит денежные средства из расчета три ливра в день в качестве дорожных издержек до границы».
После издания этого указа королевский двор уже не сможет носить более личину поборника конституции.
Если король одобрит указ, он является сторонником Жиронды.
Если король наложит на него вето, он сбросит маску и объявит себя королем священников и эмигрантов.
Если король отречется, он останется на полдороге и Революция продолжит свой путь одна.
Король использует в качестве предлога опубликованное Роланом письмо, желая заставить его подать в отставку. Ролан подает в отставку, но в то же самое время Клавьер и Серван, то есть подлинные жирондисты, подают в отставку вместе с ним.
Король рассчитывал на Дюмурье. Если бы Дюмурье остался, еще можно было бы продолжать борьбу: Дюмурье был мечом короля.
Дюмурье согласился, но поставил условия.
Ему нужно было притворно оставаться жирондистом, сокрушая при этом Жиронду.
Это было трудно, но возможно.
Вот какое средство предложил Дюмурье:
утвердить указ о создании двадцатитысячного военного лагеря, утвердить указ о выдворении священников и сформировать кабинет министров, с помощью которого, хотя и уступив внешне поле боя Жиронде, со временем можно будет восстановить потерянное преимущество.
Он предложил Найяка в качестве министра иностранных дел, Верженна — в качестве министра финансов и Мурга — в качестве министра внутренних дел, оставив за собой настоящую силу — военное министерство.
Но, когда Дюмурье дал свое согласие, когда он безбоязненно встретил гнев Законодательного собрания, в это время более опасный для генералов, чем вражеский огонь на поле битвы; когда он усмирил этот гнев, дав понять, что вопрос о Ролане, Клавьере и Серване был сугубо личным и объяснялся обнародованием письма Ролана; когда он заявил, что король по-прежнему остается в душе жирондистом, и, в доказательство сказанного, поручился, что заставит короля одобрить два этих указа, король сказал Дюмурье, что согласен утвердить указ о двадцатитысячном лагере, но его религиозная совесть решительно восстает против утверждения указа о выдворении священников.
Дюмурье стало ясно, что как министр он погиб. У него оставалась лишь одна возможность добиться оправдания — спасти Францию, действуя как генерал.
На другой день он подал прошение об отставке и взамен него получил приказ отправиться в армию.
В итоге, как мы уже говорили, он прибыл в армию, причем в какой момент!
В момент, когда восстала Вандея, когда был осажден Лонгви, когда подвергся бомбардированию Валансьен, когда Верден открыл свои ворота врагу и послал самых невинных и самых красивых своих девушек поднести ему цветы!
Правда, Борепер пустил себе пулю в лоб, чтобы не сдаваться; правда, Париж опорочил себя сентябрьскими убийствами; правда, вся Франция выставила своих сыновей как живой заслон на пути врага.
Но при всем этом враг был всего лишь в трех или четырех дневных переходах от Парижа.
И вот тогда к Дюмурье пришла удача: дело в том, что, хотя и вынося ему суровый приговор как министру, его ценили как военачальника; дело в том, что политика отделяли от генерала; дело в том, что было понятно, что если вручить ему шпагу главнокомандующего, он прежде всего одержит победу, даже если это пойдет на пользу Революции.
И что же из этого воспоследовало? То, что как только Дюмурье прибыл к границе, жирондисты, то есть Верньо, якобинцы, то есть Робеспьер, и кордельеры, то есть Дантон, искренне объединились с Дюмурье.
И тем не менее жирондисты ненавидели его, ибо он обманул их.
Якобинцы ненавидели его, ибо он постоянно боролся с ними.
Дантон ненавидел его, ибо Дантон ненавидел все аристократическое, оставшееся от старого порядка.
Однако жирондисты отыскали Дюмурье на его скромной должности в Северной армии и назначили его главнокомандующим.
Якобинцы одобрили и поддержали это назначение.
Наконец, Дантон послал ему вдохновение в лице Фабра д’Эглантина и силу в лице Вестермана.
Имея Фабра д’Эглантина по левую руку и Вестермана по правую, Дюмурье сражался бок о бок с героями 20 июня и 10 августа.