Десять тысяч солдат, которые беглым шагом двинулись бы на республиканцев, устрашили бы их меньше, чем этот человек: этот человек был призраком первой Республики; это был обагренный кровью 93 год, заклинаниями вызванный с площади Революции; это было 10 августа, это были 2 и 3 сентября, это было 21 января.
Понятно, что при виде этого призрака буржуа должны были отступить на шаг, а республиканцы остаться одни, опираясь впредь лишь на собственную убежденность.
Но, поскольку их убежденность была огромной, они не испытывали колебаний.
И тогда началась страшная битва, из-за которой всего за час половина Парижа оказалась охвачена огнем и дымом.
Подробности страшных сражений 5 и 6 июня останутся на одной из тех кровавых страниц, что написаны рукой гражданских войн. Никогда еще героизм не поднимался до такой высоты: на протяжении тридцати часов шестьдесят человек держались против целой армии, и, когда огонь погас, когда пушки перестали грохотать, оказалось, что двадцать или двадцать пять человек убиты и двадцать два человека арестованы; остальные бойцы, числом примерно от восьми до десяти, штыками проложили себе проход и скрылись.
Пока республиканцы собственной кровью освящали на улице Сен-Мерри новую религию, апостолами и мучениками которой они одновременно стали, депутаты оппозиции совещались в доме г-на Лаффита.
Любопытным документом явился бы протокол этого совещания, участники которого разрывались между желанием взять власть в свои руки и страхом скомпрометировать себя. В конечном счете, как это происходит всегда, момент был упущен. Осознав, что уже слишком поздно, депутаты решили обратиться 6 июня 1832 года к Луи Филиппу с таким же заявлением, с каким 28 июля 1830 года оппозиция обратилась к Карлу X.
В это посольство были назначены господа Франсуа Араго, Одилон Барро и Лаффит.
Король только что вернулся в Тюильри.
Около половины шестого вечера, находясь в Сен-Клу, он узнал о том, что происходило в Париже. Его первое побуждение состояло в том, чтобы пойти прямо навстречу опасности, чтобы понять, насколько она ему по плечу; так что он отправился к королеве, все рассказал ей и спросил ее, что она намеревается делать.
— То же, что и вы, — ответила королева.
— Я уезжаю в Париж.
— Тогда я уезжаю вместе с вами.
И они в самом деле уехали вдвоем. В девять часов вечера король и королева уже были в Тюильри.
Министры находились в главном штабе национальной гвардии; король приказал им явиться к нему. В полночь началось заседание совета министров, и на нем было предложено ввести в Париже военное положение; однако предложение это показалось поспешным, и решение по нему было отложено на следующий день.
Был уже час ночи. В шесть часов утра, немного отдохнув в Тюильри, король уже сидел верхом на лошади.
Он побывал на нескольких сторожевых постах города и под крики «Долой карлистов!», «Долой республиканцев!» провел смотр национальной гвардии предместий, явившейся в Париж прошедшей ночью.
Таким образом, правительству удалось заставить людей поверить не только в якобинское восстание, но еще и в то, что это якобинское восстание сочетается с карлистским восстанием.
Это нелепое обвинение вызывало доверие, и его повторяли даже серьезные люди.
Правда, те, кто настаивал на нем сильнее всего, были, возможно теми, кто меньше всего в него верил.
В полдень республиканцы сосредоточились в квартале Сен-Мерри, окруженные со всех сторон; участь их была предрешена, и вопрос был лишь во времени и в количестве погибших.
Король решил проехать по бульварам и набережным.
Он выехал из Тюильри, сопровождаемый герцогом Немурским, маршалом Жераром, военным министром, министром внутренних дел и министром торговли; короля сопровождали также его ординарцы и адъютанты; либо впереди него, либо вслед за ним ехало несколько взводов карабинеров, драгун и конных национальных гвардейцев.
Он начал с того, что провел смотр войск, сосредоточенных на площади Согласия и на Елисейских полях, а затем, проехав по линии бульваров и Сент-Антуанскому предместью вплоть до заставы Трона, по набережным вернулся в Тюильри.
Трое депутатов явились к королю как раз в момент его возвращения из этой поездки и застали его еще охваченным крайним возбуждением.
Когда они прибыли в Тюильри, подле короля находился г-н Гизо.