Это был вовсе не тот доклад, какого ожидало правительство, и потому его упрятали в папки министерства внутренних дел, где г-н д'Аргу только что сменил г-на Тьера.
Однако пресловутая фраза «Чтобы разобраться со случаем из области судебной медицины», мелькнувшая в министерских газетах, оказала действие. «Корсар», выступая в своей роли застрельщика, решил, что он первым разгадал тайну, скрытую под этой фразой, и выдвинул предположение, что за этим случаем из области судебной медицины вполне может таиться беременность.
Уже на другой день г-н Эжен Бриффо дрался на дуэли с каким-то роялистом и получил пулю в плечо.
Наутро «Корсар» воспроизвел обвинение, причем в более утвердительной форме, и получил новый вызов на дуэль.
Однако политика запугивания была негодным средством для того, чтобы принудить к молчанию республиканскую партию, которая отличалась прежде всего безумной храбростью, толкавшей ее навстречу опасности.
И потому в тот же день «Национальная газета» и «Трибуна» пренебрежительным жестом бросили перчатку легитимистам.
Арман Каррель, в такого рода делах всегда первым бросавшийся в атаку, написал в «Национальной газете»:
«По-видимому, настал момент испытать на прочность пресловутый карлистско-республиканский союз. Что ж, сделать это нетрудно! Пусть господа верные рыцари скажут, сколько их есть; встретимся с ними один-единственный раз, и на этом все разговоры закончатся; искать себе помощников среди сторонников золотой середины мы не станем».
Одновременно Годфруа Кавеньяк, Марраст и Гардерен отправили от имени республиканской партии следующий вызов на дуэль газете «Привидение»:
«Мы посылаем вам первый список, включающий двенадцать персон, и вызываем вас не на двенадцать одновременных дуэлей, а на двенадцать последовательных поединков в те дни и в тех местах, о которых мы легко договоримся. Не надо никаких извинений, никаких предлогов, которые не в состоянии спасти вас ни от проявления трусости, ни, главное, от тех последствий, какие она за собой повлечет. Отныне между вашей и нашей партиями начата война, в которой это сражение будет первым: никакого перемирия до тех пор, пока одна из них не склонится перед другой».
Второго февраля состоялся первый из этих поединков, в котором встретились г-н Ру Лабори и г-н Арман Каррель; всегда рыцарственный до крайности, Арман Каррель не захотел никому уступать первенства.
Дуэль была на шпагах и длилась три минуты; г-н Ру Лабори получил два легких ранения в руку, а г-н Арман Каррель — серьезное ранение в правый бок.
Шпага прошла насквозь через печень.
Трудно представить себе, какое впечатление произвел этот первый поединок; г-н де Шатобриан и г-н Дюпен столкнулись у дверей дома раненого, придя справиться о состоянии его здоровья.
Было решено, что поединки продолжатся, и состоялись переговоры о выборе места дуэлей и рода оружия.
LXI
Однако правительство, ощутившее, возможно, радостное волнение при виде того, что ее враги готовы взаимно уничтожить друг друга, было всерьез испугано впечатлением, которое произвела эта первая пролитая кровь, и приняло все меры для того, чтобы стать хозяином положения; было произведено несколько арестов, и республиканцы и роялисты оказались под таким сильным надзором, что два уже назначенных поединка оказались сорваны из-за присутствия жандармов в условленном месте.
Наконец, 26 февраля все прочитали в «Вестнике» следующее заявление, переданное герцогиней Беррийской в руки генерала Бюжо, коменданта крепости Блай:
«Под давлением обстоятельств, а также мер, предписанных правительством, я, хотя и имея самые серьезные причины для того, чтобы держать заключенный мною брак в тайне, полагаю своим долгом по отношению к самой себе, равно как и к своим детям, заявить о том, что тайно вышла замуж во время своего пребывания в Италии.
Это заявление, которое еще не являлось официальным сообщением о беременности, но явно было шагом к такому сообщению, привело в растерянность легитимистскую партию, не нашедшую никаких других доводов для возражений, кроме как решительно отрицать, что это заявление было написано самой герцогиней Беррийской.
Те же, кто пошел на самую большую уступку правительству Луи Филиппа, согласились признать, что это заявление действительно исходило от нее, однако настаивали на том, что она подписала его по принуждению.