— Ровно ничего! — ответил герцог Уэссекский, чувствуя, что теряет самообладание. — Я не сторож вам, но думаю, что гостю вашего звания не подобает заниматься низменными любовными похождениями под кровлей английской королевы.
— Почему вы называете их низменными? — возразил дон Мигуэль, к которому возвращалось спокойствие по мере того, как герцог всё более горячился. — Вы, милорд, лучше всех должны знать, что здесь, при дворе, мы ищем удовольствий и именно там, где легче всего найти их.
— Ну, ища удовольствий, можно потерять честь.
— Ваша светлость очень строго судит.
— Если мои слова оскорбляют вас, сэр, то я к вашим услугам.
— Это — вызов?
— Как вам будет угодно.
— Но, ваша светлость...
— Чёрт возьми! — надменно прервал его герцог Уэссекский с оттенком презрения в голосе. — Я не знал, что среди испанских грандов есть трусы.
— Клянусь Пресвятой Девой, ваша светлость заходит слишком далеко! — воскликнул дон Мигуэль, выхватывая шпагу из ножен.
В глазах герцога Уэссекского вспыхнул огонёк удовлетворения.
— Ну, милорд, разве мы дети, чтобы колоть друг друга такими булавками? — спокойно сказал он и, вынув из ножен шпагу, обнажил длинный итальянский кинжал, а затем взял его в левую руку, обмотав её плащом.
— Вы с ума сошли! — нахмурившись запротестовал дон Мигуэль, поняв, что дуэль на шпагах и кинжалах неминуемо должна была кончиться смертью одного из противников, а подобная дуэль с таким опасным противником, как герцог Уэссекский, вовсе не входила в планы кардинала Морено.
— Вы, кажется, ждёте, чтобы моя перчатка познакомилась с вашей щекой? — сдержанно произнёс герцог.
— В таком случае, как вам будет угодно, — сказал испанец, неохотно вынимая кинжал, — но помните, что не я искал ссоры.
— Нет, нет! Я сам искал её.
У дона Мигуэля даже губы побледнели. Он не был трусом и не раз рисковал жизнью на дуэлях; но в глазах человека, против которого он и кардинал плели свои интриги ради собственных политических выгод, читалась такая холодная решимость убить противника, что у испанца невольно пробегала по спине ледяная дрожь.
Так как вызов сделал герцог, то право выбрать позицию принадлежало маркизу, что было для него очень выгодно. Испанец встал спиной к открытому окну, так что его противник был ярко освещён с головы до ног, тогда как его собственная фигура представлялась в виде тёмного силуэта; но герцог Уэссекский, казалось, не обратил ни малейшего внимания на своё невыгодное положение. На нём всё ещё был роскошный шёлковый костюм, в котором он появился за ужином, и ярко освещённые луной широкая лента ордена Подвязки, тонкое кружево у ворота и блестящие драгоценные камни только помогали его сопернику вернее направлять удары.
Дон Мигуэль готовился к поединку, когда какой-то внезапный слабый звук заставил его оглянуться в сторону тяжёлой дубовой двери, ведшей в покои кардинала. Глаза его, которым грозящая опасность придала особенную зоркость, ясно различили на полу узкую полоску света, и он понял, что дверь слегка приотворили. При появлении герцога Уэссекского эта дверь была плотно закрыта; за нею, как было известно дону Мигуэлю, кардинал Морено ждал исхода разговора.
Молодой испанец успокоился, зная, что кардинал следит за ходом дела и в случае необходимости может вмешаться. На всё это потребовалось не более нескольких секунд, и герцог Уэссекский, стоявший спиной к двери, ничего не заметил.
Наконец шпаги скрестились. Сначала кинжал, который противники держали в левой руке, служил только для защиты, но испанец скоро убедился, что его первоначальный страх был вполне обоснован. Герцог Уэссекский, абсолютно спокойный, был очень искусен в фехтовании; кисть его руки казалась вылитой из стали. Его нападения были быстрыми и сильными; шаг за шагом, действуя медленно, но безошибочно, он заставлял маркиза двигаться по кругу и мало-помалу принудил его поменяться с ним местами.
Из комнаты кардинала не слышалось ни единого звука, дон Мигуэль не смел оглянуться на дверь, так как этот миг мог погубить его. На лбу у него выступил холодный пот. Половину состояния отдал бы он за то, чтобы только узнать, что происходит за той дверью. У него вдруг мелькнула ужасная мысль: уж не задумал ли кардинал, чтобы он, дон Мигуэль, погиб от руки герцога Уэссекского? Дипломатия не ведает жалости. Может быть, его смерть окажется полезнее его жизни для замыслов кардинала Морено? В таком случае только Всевышний мог спасти его.
Между тем нападения герцога становились всё активнее, и два или три раза дон Мигуэль уже чувствовал, как его горла коснулся кинжал противника.