— Что случилось?
— Испанский маркиз... — пробормотал кто-то из толпы.
— Ранен? — спросил тот же голос.
— Нет! Боюсь, что убит, — спокойно ответил герцог Уэссекский.
Присутствующие невольно расступились, и обладатель вкрадчивого голоса тревожно произнёс: «Я читал свои молитвы, когда услышал шум. Что здесь случилось?» — и кардинал Морено приблизился к мёртвому телу своего друга. Постояв безмолвно около него несколько мгновений, он воскликнул:
— Ваша светлость! Как...
— Увы, ваше преосвященство! — сказал герцог. — Дон Мигуэль де Суарес скончался.
Некоторое время кардинал молчал, затем нагнулся и поднял что-то с пола.
— Но как всё это случилось? — спросил один из придворных.
— Верно, дуэль? — подсказал другой.
— Нет, не похоже на дуэль! Шпага и кинжал дона Мигуэля не вынуты из ножен, — тихо сказал кардинал, а затем обратился к стоявшему рядом с ним начальнику стражи. — Не может ли этот кинжал объяснить тайну? Как вы думаете, сын мой? — спросил он, подавая ему какой то маленький предмет. — Я только что поднял его здесь.
Взяв из рук кардинала кинжал, капитан внимательно осмотрел его. Ближайшие его соседи заметили, что капитан вдруг вздрогнул, и рука, державшая кинжал, тоже задрожала.
— Кинжал вашей светлости! — наконец сказал он, протягивая герцогу оружие. — На рукоятке вырезан герб вашей светлости.
За этими словами последовало мёртвое молчание. Озадаченный герцог машинально взял кинжал из рук капитана; на лезвии ещё была видна кровь дона Мигуэля.
— Да, это мой кинжал, — прошептал герцог.
— Ваша светлость, без сомнения, может объяснить... — снисходительно начал кардинал.
Герцог Уэссекский уже готов был отвечать, но в этот момент в разговор вмешался один из стражей.
— Мне показалось, что сейчас какая-то женщина бежала через сад, — обратился он к своему начальнику. — Я не мог хорошо разглядеть её, но видел, что она была в белом и быстро пробежала вдоль террасы, недалеко от этого окна.
— Тогда ваша светлость, может быть, скажет нам... — мягко настаивал кардинал.
— Я ничего не могу сказать вашему преосвященству, — холодно возразил герцог Уэссекский. — Я всё время был в этой комнате и не видел поблизости никакой женщины.
— Ваша светлость находились здесь одни с маркизом де Суаресом? — с глубоким удивлением сказал кардинал. — Женщина...
— Здесь не было никакой женщины, — с твёрдостью произнёс герцог, — я был с глазу на глаз с маркизом де Суаресом.
В зале снова воцарилось мёртвое молчание. Вышедшая из-за туч луна осветила группу людей, с благоговейным ужасом отступивших от покойника и стоявшего возле него знатнейшего герцога страны, который только что сознался в убийстве.
Первый пришёл в себя начальник стражи.
— Кинжал вашей светлости... — в смущении начал он.
— Ах да! Я и забыл, — спокойно сказал герцог Уэссекский, поднимаясь с колен, а затем вынул шпагу из ножен и, переломив её о колено, бросил обломки на пол. — Я готов следовая за вами, капитан, — произнёс он с присущей ему гордостью и в то же время с той приветливостью, благодаря которой всегда удивительно легко было общаться с ним.
Присутствовавшие молча почтительно расступились, чтобы дать дорогу его светлости герцогу Уэссекскому, покидавшему комнату в качестве тюремного узника.
XVIII
В молчаливом уединении Тауэра[36] герцог Уэссекский имел много времени обдумать своё положение. Только один роковой осенний вечер — и какие перемены в его судьбе! Вчера он был первым джентльменом Англии, которого многие любили, некоторые боялись, но все уважали, как истое воплощение национальной гордости и национального величия, а сегодня? Но о своей собственной судьбе, о позоре, обрушившемся на него, герцог почти не думал. При философском взгляде на жизнь он до сих пор сохранял беззаботность игрока, который всё поставил на карту, всё проиграл и доволен, что может покинуть зелёный стол. В те времена жизнь вовсе не считалась таким неоценимым сокровищем, как мы привыкли думать. Может быть, нельзя было бы утверждать, что одна только вера помогала герцогу так легко переносить неожиданное и трагическое завершение его блестящей карьеры, но она, несомненно, дала ему спокойный, лишённый горечи образ мыслей философа, для которого жизнь не имеет больше цены. И действительно, какую цену имела теперь для него жизнь? На этой мысли герцог останавливался с горечью не потому, чтобы боялся смерти или огорчался выпавшим на его долю позором; нет, его печалили обман женщины и утрата иллюзий.
36
Знаменитая крепость в лондонском Сити, выстроенная еще Вильгельмом Завоевателем в одиннадцатом столетии. В истории Англии Тауэр играл важную роль в качестве резиденции английских королей, а впоследствии как государственная тюрьма.