Хозяин встретил их у ворот, приветствовал и ввёл в свой дом.
Это было обширное каменное строение, с защитными башнями по углам, окружённое валом и глубоким рвом. Ворота за высокими гостями тотчас же были заперты.
У дверей дома их встретила хозяйка и по широкой каменной лестнице ввела в первый этаж. В большом зале, украшенном гербами, щитами, оружием и знамёнами, топился камин. Пётр Перен подвинул королеве и королю два громадных дубовых кресла.
Королева сняла шапку и удобно поместилась в кресле, а король стал быстро ходить взад и вперёд по комнате, чтобы согреть свои иззябшие ноги, и пожелал познакомиться со всей семьёй Перена. Хозяйка вышла и вернулась с двумя сыновьями и дочерью. Сам хозяин был высокий, сильный человек лет пятидесяти, с правильными чертами лица и выразительными голубыми глазами. От лба до верхней губы тянулся широкий шрам, который он получил, сражаясь с турками. В последнее время он принимал живое участие в политической жизни страны и принадлежал к партии Батория. Ирма, его жена, была очень хорошо сохранившаяся женщина тридцати семи лет; крупные черты её красивого лица выражали энергию и страсть; густые тёмные волосы падали толстыми косами на белоснежную шею и пышную грудь. На ней были тёмно-зелёное платье с венгерским корсажем и небольшой вышитый чепчик. Хозяйка вовсе не старалась скрыть своё недовольство: будучи родственницей Заполии, она ненавидела короля и всех, кто его окружал.
В семье господствовала сильная рознь: старший из сыновей, Матвей, поддерживал, как и мать, Заполию. Ему было всего двадцать лет, но он был силён и мускулист. Густые, тёмные локоны обрамляли его некрасивое, но выразительное лицо. Он с улыбкой подошёл к Марии и чуть поклонился; она подняла свой взор, и Матвей, густо покраснев, опустился на колено. Королева засмеялась.
— Встаньте, Матвей Перен! — сказала она. — Мы уверены в ваших верноподданнических чувствах.
Гавриилу Перену исполнилось восемнадцать лет; он был небольшого роста и нежного сложения с бледным красивым лицом, красивыми чёрными глазами и мягкими, тёмными волосами. Он слушал лекции в Виттенберге, и его голова была полна новых политических и религиозных идей. Он стоял за низшее дворянство и народ.
Только дочь Перена, Эрзабет, не принадлежала ни к какой партии. Ей было лишь шестнадцать лет; она неожиданно подошла к королеве и поцеловала её руку. Мария с удивлением посмотрела на высокую, стройную девушку с тонкими чертами лица, тёмно-синими глазами и густыми светлыми косами, взяла её голову и, поцеловав, спросила:
— Как тебя зовут?
— Эрзабет, — спокойно ответила девушка.
Цетрик не сводил восхищенного взгляда с прелестной Эрзабет.
Та заметила это и повелительно сказала ему:
— Можете идти!
Король, услыхав это, воскликнул:
— Разрешите ему остаться! Он — такой же дворянин, как и мы.
Эрзабет покраснела и замечательно мелодичным голосом проговорила:
— Милости просим, сударь, сядьте пожалуйста.
В это время вошёл дворецкий и доложил, что ужин подан. Хозяин повёл королеву, за ними следовали король с Ирмой, а Цетрик с Эрзабет и сыновья замыкали шествие.
Стол сиял серебром и золотом. Все сели. Мария начала разговаривать с Гавриилом и высказала большую симпатию реформации, причём расспрашивала его о Виттенберге и Лютере. Вдруг она со смехом проговорила:
— Вы, господин Перен, — такой горячий патриот, а сидите дома, в то время как турки разоряют ваши крепости и опустошают ваши границы?
Гавриил смущённо опустил голову, на его глазах заблестели слёзы.
— Я обидела вас? — сказала королева. — Позвольте мне исправить это; дайте мне перо, чернила и лист бумаги.
Гавриил поспешил исполнить приказание королевы. Написав бумагу, она подала её молодому человеку: он назначался капитаном и помощником Томарри. Гавриил поцеловал руку Марии и горячо поблагодарил её. Ирма же сумрачно сдвинула брови.
Вскоре все поднялись из-за стола. Хозяйка взяла подсвечник, чтобы посветить королю, и по пути шепнула старшему сыну:
— Подожди меня!
Король поцеловал Марию, и они разошлись по предназначенным им комнатам. Марию сопровождала Эрзабет, тогда как хозяйка дома повела короля.
Эрзабет помогала королеве раздеваться, причём Мария непринуждённо болтала с ней и расспрашивала её о родителях.
— О, если бы я могла всегда оставаться при вас, — воскликнула Эрзабет, — покинуть этот дом, где отец и мать ненавидят друг Друга и брат восстаёт на брата! Я хотела бы служить вам как служанка, как рабыня!