— Смотрите, рыба!
Матвей вздрогнул и чуть не уронил сеть в воду, так что наложница должна была подхватить её.
Они молча шли домой. Спускались сумерки, среди деревьев было уже совсем темно, из ближайшей деревни слабо долетал вечерний благовест.
Наложница, шедшая впереди, вдруг вскрикнула. Матвей подбежал к ней.
— Я сильно ушибла ногу о камень, — сказала она, — и не могу наступить на неё; возьми меня, пожалуйста, и отнеси домой!
Матвей наклонился, поднял её, посадил на плечо и опустил лишь около хижины. Женщина с трудом вошла в комнату и села на скамью. Матвей сказал ей, чтобы она показала ему ногу, так как он понимает кое-что в медицине и знает многие хорошие солдатские средства. Наложница велела ему уйти и, раздевшись и улёгшись в постель, позвала его.
Матвей взял её ногу, осмотрел со всех сторон и сказал, что снаружи ничего не видно; он не мог больше владеть собой и бросился на колени у её постели. Наложница начала целовать его страстно и горячо, как целовала короля. Матвей окончательно потерял голову.
С того вечера Матвей в объятиях бывшей фаворитки короля забыл весь мир; каждое её слово было для него законом, и он беспрекословно подчинялся ей.
Однажды, когда они сидели у опушки леса на мшистом стволе, Матвей положил голову на плечо своей новой подруги и проговорил:
— Я хочу открыть тебе одну тайну, которая гнетёт моё сердце.
Она поцеловала его в лоб, и он не заметил дьявольской улыбки, пробежавшей по её губам.
— Заполия обманул тебя, — продолжал Матвей.
— Заполия? — воскликнула фаворитка. — Когда?
— В первый раз в стольном Белграде, — тихо проговорил Матвей, — он послал королеву в комнату, предназначенную для тебя.
Наложница закусила губы и сжала кулаки.
— Во второй раз...
— Когда я должна была встретить короля у церкви, — перебила его молодая женщина. — Но кого он послал в этот раз вместо меня?
— Ирму Перен, мою мать.
— Твою мать? — воскликнула наложница. — Не требуй, Матвей, чтобы я любила её!
— Нет, я этого не потребую, потому что сам ненавижу её. Моя мать с самого моего детства не любила меня и всегда отталкивала, в то время как ласкала сестру и брата. Я чувствовал это, затаил против неё злобу в своём сердце и радовался, когда брат не отвечал на её ласки. Теперь она приблизилась ко мне, но я чувствую, что её влечёт не любовь, а желание сделать из меня пешку, слепо покорную её воле.
— Ты ненавидишь свою мать? — беззвучно повторила женщина. — И Людовик лежит теперь у её ног?
— Да.
— Мы должны заключить союз на жизнь и на смерть, — сказала она после паузы, — мы оба жаждем мести! Пойдём отсюда!.. Я чувствую, что мы одержим победу. Пойдём навстречу буре!
XVIII
Вербочи
Королеве Марии надоела вечная борьба за мужа; поэтому она совсем отказалась от него, тем более что их брак оставался бездетным, и всецело предалась делам государства.
С некоторых пор снова стали приходить тревожные известия от Томарри, которые послужили Марии предлогом для свидания с братом, эрцгерцогом Фердинандом Австрийским. Сказав Людовику, что она хочет попытаться достать у него денег, Мария имела в виду ещё другую, более важную цель.
Это свидание хранилось в тайне; королева взяла с Людовика клятву, что он никому не проговорится.
Было сказано, что королева едет в Вышеград, чтобы отдохнуть от дел; на самом же деле она, под именем графини Франджипани, в сопровождении Цетрика и нескольких верных слуг отправилась в замок Тебен на австрийской границе.
Тут она встретилась с эрцгерцогом.
Брат и сестра долго не виделись. Они сели и с интересом смотрели друг на друга; оба очень изменились. Мария повзрослела и пополнела, но заботы провели глубокие линии на её лице. Фердинанд возмужал, приобрёл большой опыт и умело применял его в деле.
Прежде чем начать разговор о политических вопросах, Фердинанд погладил сестру по голове и стал упрекать её в том, что она сочувствует так называемому «улучшению» церкви, читает сочинения реформаторов и переписывается с такими вольнодумцами и еретиками, как Эразм Роттердамский и Мартин Лютер.
Мария засмеялась и ответила:
— Это очень почтенные и разумные люди, и многое, чему они учат, может быть доказано Евангелием и Священным Писанием.
Фердинанд всплеснул руками.
— Что ж, ты и меня отправишь на костёр? — весело спросила она.
— Нет, я попробую обратить тебя, — ответил эрцгерцог. — Итак, возьмём какой-нибудь догмат.