Все в нем было самое простое, потому что человеку не нужны необыкновенные сладости и другие изыски. Очень голодные люди мечтают о гороховом супе, каше с маслом, пирогах, котлетах. Это грустное знание всегда было с бабой Таней, от него не спрячешься. Но она не собиралась расстраивать воспоминаниями ни себя, ни тем более Петеньку, который приехал всего на несколько дней.
— А мы вправду сейчас на острове?
Развалившись на стуле после чаепития, Петька снова взял в руки смартфон.
— Ну да. В очень старое время здесь даже постоянного моста не было, чтобы на Адмиралтейский перебраться, — начала с воодушевлением рассказывать Татьяна Петровна. — Царь хотел каналы сделать, как в Амстердаме. Их уже распланировали, но так и не построили, а улицы на этом месте остались, их линиями называют.
А еще в наш порт корабли со всего мира приплывали. У нас на Васильевском историей каждый уголок наполнен.
— И Вы всегда в этом доме жили?
Петя обвел взглядом бабушкину комнату: старый резной буфет, пианино с двумя знакомыми царапинами, похожими на «Л». Громоздкий темный шкаф, расписанная букетиками и бабочками изящная угловая полка. Кровать в нише и раскладной диван, на котором он спит во время своих нечастых приездов.
— Я здесь родилась. И папа твой вырос. Мои воспоминания с этим домом связаны. Самая первая память вся пронизана солнышком. Я в белой вышитой кофте сижу здесь на корточках, что-то болтаю, учусь говорить. У меня в руке булавка с большой красной бусиной, я царапаю паркет этой булавкой и любуюсь пылинками, которые летают в столбике света. И тут входит отец — в косоворотке, с большим портфелем. Он только что вернулся с работы. От него пахнет папиросами и свежей газетой, которую он принес с собой. А его портфель пахнет кожей. Я тянусь к этому портфелю. Хочу узнать, каким подарочком побалует меня папа. Обычно это была конфета. А он берет меня на руки, подбрасывает, крепко целует…
Слушая рассказ бабы Тани, Петька тайком позевывал. Ему было скучно. Он бы с удовольствием погрузился в игру в своем мобильнике, но следующий уровень только через двадцать две минуты и три секунды. И видео здесь просто так не посмотришь. У бабушки как назло не было вайфая.
Не клеились у него разговоры с бабой Таней. Она то приставала с расспросами о школе, друзьях и отметках, то рассказывала о совершенно незнакомых и неинтересных ему людях и местах. Петербург — красивый город, конечно. Но чужой…
Петя подошел к стене с фотографиями и посмотрел на снимок мужчины в военной форме.
— Это Ваш папа?
— Да. Успел сфотографироваться перед отправкой на фронт. Тебя назвали в честь него.
По соседству с прадедушкиной фотографией висел рисунок, с которого на Петю смотрел кот, он сидел на коленях у девочки. Портрет был замечательный, хотя выглядел незаконченным. Девочка и кот казались аппликацией, наклеенной на чистый лист. Художник по какой-то причине не нарисовал фон.
Краски на портрете выцвели, но глядя на оранжевую шерсть кота и пионерский галстук девочки, можно было представить, какими яркими эти акварели были раньше. Петя знал, что пионерка на портрете — это его бабушка Таня, а кота звали именно Рыжиком.
— Я хочу завести кошку, да мама не разрешает. Она не любит кошек. Говорит, они вещи портят, по квартире носятся, мяукают.
Баба Таня улыбнулась:
— Обычно кошек не любят те, кто их никогда не имел. И что же ты маме на это отвечаешь?
— Я ей отвечаю: да ты что, кошки уют вырабатывают! А мама говорит, они только шерсть и запах вырабатывают…
— Что ж, никто не идеален. Зато они очень симпатичные и преданные.
Бывали случаи, когда кошки возвращались домой спустя годы, через тысячи километров. Они изменяют жизнь своих хозяев к лучшему и даже спасают их, жертвуя собой.
— А расскажите мне про Рыжика!
Но вот странно: обычно словоохотливая баба Таня не поспешила откликаться на просьбу внука.
— Не разобрала, что ты сказал, Петенька… — пробормотала она, собирая посуду на поднос. — Аппарат мой барахлит.
— Расскажите про своего кота! — закричал Петька. — Это ведь он блокаду пережил?
Баба Таня вздрогнула от его крика, но не перестала заниматься блюдечками и чашками. Она изо всех сил старалась казаться спокойной, чтобы Петенька не заметил ее задрожавшие руки:
— Ну чего тут рассказывать… Жил, жил и пережил… Да.