— Говоришь, она Манану троцкистской назвала? Подожди-ка… — задумчиво проговорил отец, и Таня представила, как он сейчас хмурится в темноте. — Про ту шутку о Троцком у Татоевых одни мы знали. Райка не могла знать, что их за нее арестовали… Если только она этот донос и не написала.
— Вот и я о том же. Она стукачка. Все время подслушивала под дверями. А Манана думала, что это Майя по глупости про отца с матерью в школе наболтала. Господи, Петенька, ведь никого из них уже нет на свете!
Мама всхлипнула.
— Сейчас нам немного полегче, но до сих пор иногда кажется, что больше не справлюсь, терпения не хватит, — она пожаловалась папе тонким голосом, словно маленькая девочка.
Слушая ее плач, Таня тоже тихонько вытирала слезы. Ведь это ради нее мама притворялась сильной. А она, неблагодарная дочь, приставала к ней с жалобами и капризами.
— Не хочу даже думать, что было бы, если б ты не приехал сегодня.
— Ну, Линечка, ну хватит… — ласково успокаивал ее отец. — Это уже позади… Если б не Рыжий… Вот геройский кот! Он этих уродов остановил, и это были самые важные минуты…
— И если б тебе тот вещий сон не приснился, — напомнила мама.
— Коммунистам вещие сны не снятся. Я в сказки не верю… Так как всему на свете можно найти рациональное объяснение. Хм…
— Но что же это тогда было?
— Действительно… Что это было? — переспросил то ли ее, то ли себя отец, и стало ясно, что регулировщик не выходит у него из головы.
— Я тебе еще хочу кое-что сказать, — прошептала мама. — За то, что мы живы до сих пор… за это Рыжика надо благодарить.
После ее рассказа о принесенных котом мышах и крысах в комнате стало совсем тихо. Отец подозрительно долго молчал, а потом произнес сдавленным голосом, словно борясь с комком в горле:
— Вот это новости. Оказался наш котяра крысоловом… Рыжик Петрович. Да ты настоящий мужик. У тебя некоторые люди могли бы поучиться. Спасибо тебе, дорогой.
В ответ раздалось еле слышное:
— Мя-а…
— На следующий день папа уехал обратно на фронт. Я шла за водой, когда увидела на улице убитого осколком морского офицера. Он замер на коленях в своей черной шинели: карие глаза смотрели куда-то вдаль, растопыренные пальцы лежали на коленях. Ушанка валялась рядом в снегу, и его волосы развевал ветер. Мы уже привыкли проходить мимо мертвых не останавливаясь. Но перед этим офицером собралась маленькая толпа.
Люди стояли в торжественном молчании, словно отдавая последнюю честь. Этот сильный красивый человек погиб ради нас. Даже убитый, он не казался побежденным. Я заметила, что у него такие же каштановые волосы, как у моего папы, и сразу взмолилась: «Пусть папочка вернется живым!»
Отец погиб летом 1943-го. Нам сообщили, что он пропал без вести. А я не поверила. Даже после Победы сидела с его счетами, двигала костяшки, гладила их. И мечтала, как скажу ему: «Смотри, мы твои счеты не сожгли в буржуйке, сберегли для тебя, папа». Представляла, как будем снова вместе слушать мамины вальсы и играть с Рыжиком. Я до сих пор не знаю, где отец лежит. Он погиб в лесах на Синявинских высотах.
— А что за «секретик» ты ему дала?
— На той бумажке было написано «Приказ. Дан Петру Николаевичу Смирнову, что пулям и снарядам запрещается в него попадать. Сроком на год».
— Эх… Зачем же ты написала «на год»?
— Когда папа уходил на войну, все были уверены, что она продлится несколько месяцев. Кто ж знал, что она будет такой долгой. Ни мы, ни немцы этого не ожидали. Недооценили противника.
Мамина больница находилась на Петроградке. Таня помнила этот маршрут: мимо линий, к мосту и через реку. Она шагала здесь в довоенные времена вместе с Майей и уставшим Сергеем Ивановичем после той поездки на Бармалееву улицу. Неудачная была поездка, зато время счастливое.
А сейчас они с мамой шли в обратную сторону. Таня смотрела на белые деревья, застывшие дома, вмерзшие в лед корабли. Город превратился в картинку — нереальную, величественную, холодную.
Черный Ангел Пустые Руки по-прежнему стоял на куполе церкви. Сбылся тот ужас, который Таня почувствовала, глядя на него год назад. Но в этот раз ангел не показался ей страшным. Лишенный своего креста, не в силах бороться со злом, он грустно смотрел сверху на таких же несчастных людей. И почему Сергей Иванович назвал его некрасивым? Наверное, хотел сказать несчастный, просто слово не нашел.
Вместо трамваев по мосту ползла темная вереница санок с водой или с покойниками. Пешеходы опасливо переставляли ноги на заледеневших колеях. Таня и мама поддерживали друг друга, чтобы не упасть. Другого пути не было. Тот, кто хотел перейти через реку, не мог избежать Тучкова моста.