— А-а-а-а-а! — вскрикнул Ламар Бу, сминая в руках фотографию и разрывая ее пополам. Хныча, словно от боли, он продолжал рвать картон, пока в его пальцах не остались лишь мелкие обрывки. Губы Ламара Бу двигались, проговаривая слова, которые едва можно было различить. Он снова и снова повторял на ломаном фарси: «Смерть Слаггарду!»
Глава 17
Римо просунул голову в приоткрытую дверь.
— Ты не видел Викторию? — поинтересовался он.
— Видел, и даже слишком часто, — хмуро ответил Чиун.
— То же самое я могу сказать и в твой адрес. Ладно, если встретишь, передай, что я ее искал.
— Интересно зачем? — спросил Чиун.
Он сидел на татами в своей каюте на борту «Марии Магдалины», яхты Элдона Слаггарда, и кипятил воду в медной чашке, подвешенной над небольшой жаровней. Это был его личный прибор для варки риса, которым Мастер Синанджу пользовался, когда находился в диких, варварских краях, далеких от цивилизации. Только что в лакированном зеленом сундуке, украшенном позолотой, прибыли вещи Чиуна, которые Харолд Смит отправил из «Фолкрофта» через несколько промежуточных пунктов.
— Затем, что я тебя об этом попросил, — негромко проговорил Римо.
Нельзя было сказать, что его голос прозвучал брезгливо или требовательно — скорее, в нем слышалась легкая озабоченность.
— Это не ответ, — возразил Чиун, выкладывая ложечкой темный рис из покрытой бирюзовой эмалью коробочки в форме медведя. — Я хотел знать, зачем тебе потребовалось ее видеть, а вовсе не это.
— Потребовалось, и все тут.
— Понятно. И это имеет отношение к тому, что тебя беспокоит?
— А почему ты так уверен, что меня мучает беспокойство?
— Конечно, мучает, это видно и младенцу.
— Неужели? — проговорил Римо, переступая с ноги на ногу. — Ну, хорошо, я хотел, чтобы Виктория кое-что мне объяснила.
Чиун, державший над весело бурлящей водой ложечку с рисом, внезапно обернулся.
— О! Так ты считаешь, что эта женщина может разрешить причину твоего беспокойства лучше, чем я?
Римо слегка помедлил с ответом.
— В общем, да. Может быть. Это касается преподобного Слаггард, а она как-никак его личный помощник.
— Все, что требуется знать об этом священнике, могу рассказать тебе и я.
Римо, все еще стоявший в дверях, на секунду задумался и наконец вошел в каюту, прикрыв за собой дверь. Чиун поспешил притвориться, что внимательно наблюдает за кипящим рисом, чтобы Римо не заметил скользнувшей по его губам легкой улыбки удовлетворения. Он осторожно опустил последнюю ложечку риса в воду.
— Я собираюсь поесть. Не хочешь присоединиться?
— Я не голоден, — ответил Римо, присаживаясь рядом с ним на татами.
Не переставая внимательно слушать, Чиун добавил в чашку еще две ложечки — обычную порцию Римо.
— Итак, — начал он, повернувшись к своему ученику, — что же тебя беспокоит?
— Я только что говорил с преподобным Элдоном Слаггардом о том, как можно искупить свои прегрешения.
— Ах, об этом...
— И знаешь, что он сделал? Забрал все мои деньги и объявил, что я прощен.
— Не понимаю, почему это тебя так удивило? Преподобный Слаггард проделывает такой фокус со всеми своими прихожанами. Этот святоша ведет себя, как сборщики налогов в древнем Римо, которые нещадно обирали и евреев, и христиан.
— Но он использует эти деньги в благих целях. Ты же сам видел, скольких он излечил.
— А, это старый, как мир, трюк. Фокусник громко вскрикивает, это заставляет сердце биться сильнее, учащается пульс, концентрируется работа мозга. Или произносит слова, которые успокаивают больного, и он снова начинает верить в свои силы. Иногда фокусник проделывает и то и другое. Мне доводилось наблюдать такие представления во многих частях света — все это было как две капли воды похоже на то, чем занимается Слаггард. А глупцы продолжают обманывать себя, считая, что исцелены.
— Но я же видел, как калеки вставали на ноги, а парализованные снова могли двигаться!
— Я тоже это видел. Однако правда заключается в том, что эти люди излечили себя сами.
— Какая разница? Ведь главное, они здоровы.
— Разница большая — болезнь отступает, лишь покуда сердце бьется чаще, а душа наполнена верой в исцеление. Я заметил, как некоторые снова начинали хромать, когда пробирались обратно на свои места. Но никто уже не обращал на них внимания — все следили за целителем, а не за исцеленными.
— Что ж, если ты говоришь, что видел это, значит, так оно и есть, — пробормотал Римо с легким недоверием.
— Таков приговор Римо Уильямса, величайшего упрямца на свете?
— Когда преподобный Слаггард говорил, что Господь простил мне грехи, как только я отдал ему все свои деньги, это звучало вполне убедительно. Знаешь, его слова даже напомнили мне один из твоих уроков.
— Неужели? Каким же, интересно, образом?
— Не знаю. Скорее всего дело было в том, как он это объяснял. Слаггард начал с одной вещи, а закончил совсем другой. Он утверждал, что если бы я получил отпущение грехов задаром, то не усвоил бы полученного урока. Но заплатив деньги, я сразу научился бы впредь не грешить.
— Звучит разумно. Но в таком случае, что же тебя беспокоит? Ты заплатил этому человеку, а он пообещал тебе взамен благословление Господне. Что может быть справедливее?
— Ну, проблема в том, что я чувствую себя совсем не так, как в детстве после исповеди. Понимаешь, я не ощущаю, что очистился духовно.
— А, так ты все-таки сомневаешься в преподобном Слаггарде?
— Не совсем, ведь он принадлежит другой конфессии. Возможно, я и не должен чувствовать то же самое, что и на католической исповеди.
— По-моему, здесь хватит риса и для тебя, — сказал Чиун, заглядывая в медную чашку. — Если, конечно, я уменьшу свою порцию.
— Спасибо, не стоит, — покачал головой Римо.
— Ты помнишь мой первый урок, когда я учил тебя не бояться высоты?
Римо задумался.
— Я помню только, как ты пытался это сделать. Ты повел меня в лес, где на земле лежали приставленные конец к концу бревна, — проговорил Римо, нахмурившись. — Потом ты заставил меня завязать глаза и представить себе, что бревна переброшены через ущелье. Я забрался на первое бревно и пошел вперед.
— Это было совсем нетрудно.
— Да, пока ты не разрешил снять повязку, и я не обнаружил, что стою на бревне, лежащем поперек глубокого оврага.
— И ты не упал.
— Но ведь мог!
— Ты не свалился вниз, пока шел по первым двадцати бревнам. Так почему же ты должен был упасть с двадцать первого только потому, что оно оказалось не так близко к земле, как ты предполагал?
— Дело не в этом. Я все равно мог упасть.
— А по-моему, дело как раз в том, что ты не упал.
— В любом случае, зачем вспоминать эту историю сейчас? — спросил Римо раздраженно.
Чиун отметил про себя, что это хороший знак, хотя и явное неуважение по отношению к учителю.
— А помнишь, как всего несколько недель спустя я снова попросил тебя кое о чем?
— Нет.
— Я хотел, чтобы ты пробежал сквозь горящую комнату.
— Да, теперь я вспомнил. Ты открыл дверь, и я увидел, что из отверстий в полу пробивается множество маленьких язычков пламени.
— И я сказал тебе, что пробежать нужно так, как будто вся комната полыхает, зажмурившись и задержав дыхание.
— А потом, когда я был почти уже на середине, комната вдруг словно взорвалась адским пламенем. Боже, Чиун, как ты мог так поступить?
Чиун пожал плечами.
— Это было всего лишь нехитрое механическое приспособление — под полом скрывались небольшие газовые горелки. Их по моей просьбе установил Смит, а я просто-напросто повернул рычажок.
— Да я же мог сгореть заживо! — простонал Римо.
— Но ведь этого не произошло. Зато ты узнал, что огонь ничуть не опаснее воды, если только двигаться сквозь него быстро и задержать дыхание. Впрочем, мы снова отвлеклись от нашего разговора.
— а о чем же он, черт побери, должен был быть? — проворчал Римо.