В считаные минуты османская армия была деморализована, что и предрешило исход битвы. Отчаянно пытаясь переломить ситуацию, турецкие военачальники пустили в ход последние резервы, преимущественно состоящие из янычар. Эти воины сражались без страха и гибли с улыбкой на устах, но даже они были не в силах сдержать натиск тяжелой кавалерии. Вскоре все до единого янычары оказались перебиты или втоптаны в грязь копытами лошадей. Бой продолжался еще около часа, пока немногие оставшиеся в живых турки не обратились в бегство, преследуемые нашей конницей.
Среди бегущих я заметил и османского полководца. Отбросив свое знамя и растеряв всю свиту, он спешил укрыться в лесной чаще, которая виднелась неподалеку. Заметив это, я пришпорил коня и бросился следом. После утомительного многочасового сражения силы моего скакуна были на исходе, но я был уверен, что их еще хватит для этого безумного броска.
Османский военачальник не сразу услышал погоню и, уже уверовав в свое спасение, хотел сбавить темп, однако, увидев меня, снова попытался оторваться.
Гул битвы быстро остался позади, и вот мы уже мчались вдоль реки, распугивая притаившихся в камышах уток. Конь турецкого офицера был хорош, но недостаточно вынослив и силен, чтобы долго выдерживать галоп с закованным в тяжелые доспехи всадником на спине. Мой же все еще был способен сохранять набранный темп, и я знал, что этого будет достаточно.
Вскоре дистанция между мной и османских полководцем начала сокращаться, я уже видел вспотевшее и перепуганное лицо агарянина, когда из леса выскочил огромный отряд сипахов. Они появились со всех сторон и уже вскинули луки, готовясь нашпиговать меня стрелами.
– Стойте! – услышал я знакомый голос. Вперед выехали двое мужчин в отливающих золотом юшманах27 и высоких шлемах. В одном из них я сразу же узнал Ису, таинственного силяхдара, с которым встречался Янош Хуньяди еще в начале похода.
– Ты действительно прыток, Константин, не напрасно воевода доверяет тебе, – произнес Иса, и на губах его промелькнула улыбка.
– Похоже, на твой счет он ошибался, – выдохнул я, уже готовясь к смерти.
Иса покачал головой и взмахнул рукой, но вместо того, чтобы пустить в меня стрелы, сипахи опустили оружие.
– Ты многого не знаешь. – Османец окинул меня взглядом. – И не понимаешь.
В этот момент к нему обратился второй всадник – сурового вида воин с крючковатым носом и длинной черной бородой:
– Мы теряем здесь время, а путь неблизкий.
Иса почтительно склонил голову, сделал знак отряду, и через секунду всадники сорвались с места и устремились в сторону реки.
– Прощай, Константин, – махнул на прощание Иса. – Если на то будет воля Господа, мы еще встретимся!
С этими словами он пришпорил своего коня и бросился догонять своих товарищей.
Еще некоторое время я не двигался с места, решительно не понимая, что произошло. Продолжать погоню не имело никакого смысла – османский полководец давно скрылся в чаще. Поэтому я возвращался в лагерь, и голову мою занимали все новые вопросы.
Когда сражение подошло к концу, солнце стояло в зените, и уставшие воины грелись в его лучах, устроившись на бивуаке недалеко от места битвы. Само поле сплошь было усеяно мертвыми телами и тяжелоранеными бойцами. Крестоносцы бродили туда-сюда, высматривая своих товарищей и добивая раненых врагов. Повсюду валялись сломанные копья, щиты, доспехи, порванные знамена и флаги османов.
Отдав последние распоряжения своим людям, я спешил на встречу с воеводой и внимательно осматривался по сторонам, пытаясь хотя бы приблизительно оценить потери нашего войска. Это сражение не прошло бесследно и для меня – клинок одного из сипахов с такой силой опустился на мою кирасу, что ее нагрудник треснул попал. Если бы этот страшный удар пришелся на незащищенное место, я бы наверняка был уже мертв, однако этой участи удостоился сам обидчик – ответным ударом я пронзил его кольчужный доспех, да с такой силой, что потом мне стоило немалых трудов вытащить лезвие меча из мертвого тела.
Неподалеку от места битвы располагался лагерь военнопленных. Там за наскоро возведенной изгородью сидели, понурив головы, пленные турки. Полураздетые, перепачканные грязью и кровью, в большинстве своем раненые – они представляли собой довольно печальное зрелище и вызывали сейчас жалость, хотя пару часов назад каждый из них, не колеблясь ни секунды, мог оборвать мою жизнь. Но теперь я видел перед собой не грозных воинов-османов, наводящих ужас на весь христианский мир, а обычных испуганных людей, которые оказались на этой войне не по зову сердца, а по приказу и принуждению. Я не мог поверить, что они могли добровольно оставить свои дома, свою семью, своих детей, чтобы умирать и убивать с именем своего Бога на устах. Но разве не жесток такой Бог, который разлучает жен и мужей, отцов и сыновей ради того, чтобы они отдавали свои жизни и забирали чужие, прославляя его имя?
27
Юшман – кольчужный доспех с рядами металлических пластин, которые вплетались на груди и спине.