На это Хуньяди нашел что возразить.
– Я всего лишь верный вассал Вашего Величества, и едва ли история вспомнит мое скромное имя. Но у вас впереди великое будущее и великая цель. Ваше имя будут помнить еще многие поколения благодарных потомков. Но я прошу помнить об уроках, которые давал. Поверьте, благоразумие не есть трусость, а храбрость не выражается в опрометчивых поступках. Путь к успеху лежит через осторожность, а неоправданный риск может погубить дело. Мы ведем войну, тут важен холодный расчет и трезвый взгляд. Ничто не должно затуманивать ваш рассудок и отвлекать от главной задачи – победы над врагом. Научитесь контролировать свои эмоции, и перед вами склонятся могущественнейшие из монархов. Недаром ведь говорят, что власть над собой – высшая власть.
Владислав задумался над словами воеводы. Похоже, что события, происходившие с ним в прошлом, все-таки научили его прислушиваться к мудрости своего преданного вассала.
– Я приму это сведению, – после непродолжительной паузы изрек Владислав. – Сейчас мне пора ехать, вечером прибудет большая делегация из Ниша, вероятно, будут благодарить нас за то, что мы спасли их город от турок. Ты будешь присутствовать?
– Разумеется. У меня есть к ним пара просьб, которые, я надеюсь, они выполнят хотя бы из чувства благодарности к своим спасителям, – говоря это, Хуньяди то и дело поглядывал в сторону городских стен, над которыми реяли знамена венгерского короля и трансильванского воеводы. Таким образом местный князь старался выразить всемерную поддержку крестовому походу, но по взгляду воеводы я понял, что он рассчитывает на более существенную помощь.
– Вот и славно, – Владислав бросил на меня короткий взгляд и снова обратился к воеводе. – Тогда до вечера.
Развернув и пришпорив коня, король удалился в сопровождении своего эскорта.
Янош проводил всадников долгим взглядом и озабоченно вздохнул, скрестив руки на груди. Я не хотел мешать его раздумьям и молча стоял рядом, улавливая легкое дуновение свежего осеннего ветра, что приносил немыслимое облегчение после удушливого смрада недавней битвы.
Наконец воевода прервал затянувшееся молчание.
– Что ты думаешь о нашем короле, Константин? – как бы невзначай спросил он.
Я не знал, что именно хочет услышать от меня Хуньяди.
– Всякого влечет своя страсть, – пожал плечами я. – Для Владислава это было первое крупное сражение, и он одержал в нем блистательную победу. Этот успех пьянит и запросто может вскружить ему голову, а молодость и темперамент короля только подливают масла в этот огонь.
– Ты говоришь так, будто хорошо знаком с ним, – усмехнулся Хуньяди.
– Нет, но я хорошо помню себя в его годы, когда мне пришлось выдержать свой первый серьезный бой. Ты тоже должен помнить тот день. Ведь тогда у реки Сава полегло много людей с обеих сторон…
– Я помню, – тихо произнес Хуньяди, глядя куда-то вдаль. – Турки готовили западню и атаковали стремительно – из густого тумана, так что не сразу удалось разобрать, где свои, а где чужие. В результате весь авангард был уничтожен, но тебе каким-то чудом удалось выжить…
– Господь милосерден к глупцам, – пожал плечами я.
– Можно ли объяснить твое спасение только этим?
Я заметил искорки подозрения в глазах воеводы.
– У меня нет для тебя другого ответа. Но ты хотел узнать, что я думаю о Владиславе? Так вот слушай, ибо я знаю, что за огонь пожирает его душу.
Помолчав немного, я продолжил:
– В тот день, когда турки набросились на нас подобно диким зверям, я едва ли был старше нашего короля и еще не успел отличиться в бою. И хотя страх сковал мою душу, я сражался с яростью загнанного волка, и враги один за другим падали под разящими ударами моего клинка. Из моих товарищей не уцелел никто. Они были намного лучше, сильнее и опытнее меня, но это их не спасло. Как и я, они не верили, что их земной путь может оборваться вот так, в единый миг. Мы еще не умели ценить человеческую жизнь, а наши сердца не ведали боли утрат.
Именно тогда я впервые увидел этот отвратительный лик смерти, и душу мою пронзил ледяной ужас. Многое во мне изменилось с тех пор. Я научился ценить каждый дарованный мне день, и стараюсь наполнить его смыслом, чтобы в час своего конца не сожалеть о минувшем.
Похоже, воеводу заинтересовал мой рассказ, поэтому я продолжил:
– Даже будучи королем, Владислав остается обычным человеком со своими страстями и слабостями. В нем я вижу себя каких-то пять-шесть лет назад – двадцатилетнего юношу, энергичного, гордого, честолюбивого и бесстрашного. Он так же, как и я в его годы, презирает смерть, а еще больше – трусость. Голос разума не может заглушить в нем все эти чувства, лишь зрелость и опыт смогут изменить его.