— Защищайся! — приказал старый наставник.
И Ромул каким-то чудом ушел от удара, метнувшись в сторону. Меч нырнул в трещину между камнями и застрял там. А Ромул, даже не оглянувшись, протянул руку назад и схватил с каменной плиты горсть еще горячих углей и золы, чтобы мгновенно швырнуть их в глаза Вульфиле. Варвар отшатнулся, взвыв от боли. И тут же в голове Ромула снова зазвучал голос Амброзина, так же отчетливо и размеренно, как в первый раз:
— Возьми меч.
Ромул повиновался. Он схватился за царственную золотую рукоятку и спокойно вынул меч из расщелины. Оружие послушно легло в юную руку, и когда Вульфила открыл глаза — он увидел, что мальчик двумя руками направляет меч прямо ему в живот… и рот варвара раскрылся в ужасающем крике, перекрывшем шум еще не закончившейся битвы. Изумленный, потрясенный, не верящий происходящему, огромный варвар следил за тем, как лезвие меча проникает в его плоть, погружается в кишки… Он почувствовал, как меч вышел из его спины, слышал пронзительный, дикий крик отвратительного мальчишки…
Вульфила упал на колени, а Ромул продолжал стоять перед ним, ожидая кончины заклятого врага, — однако ненависть Вульфилы была так сильна, что продолжала поддерживать в нем жизнь, воспламеняя энергию варвара и желание любой ценой добиться победы.
Он схватился за рукоятку меча и медленно вынул его из чудовищной раны; одной рукой зажав рассеченный живот, другой он поднял меч. И качнулся вперед, пристально уставившись в глаза мальчика, желая приковать его к месту силой взгляда… но когда он уже собрался нанести удар, другой меч вонзился в его тело.
Рядом с варваром стоял Аврелий — так близко, что когда он заговорил, его дыхание коснулось волос Вульфилы и заставило его ощутить холод смерти.
— Это тебе за моего отца, Корнелия Аврелиана Вентида, которого ты зверски убил в Аквелии.
Струйка крови потекла изо рта Вульфилы, однако варвар еще держался, он все еще пытался поднять меч, ставший вдруг тяжелым, как глыба свинца. Меч Аврелия еще раз ударил его в грудь, разрубив ее наискось, и легионер сказал:
— А это тебе за мою мать, Селию Аврелиану Сильвию.
Вульфила рухнул на землю, испустив последний судорожный вздох. А Ромул, не обращая внимания на изумленный взгляд Аврелия, наклонился над поверженным врагом, окунул палец в кровь и начертил на своем лбу алую линию. А потом поднял меч к небу и издал победоносный крик, подхваченный эхом, — крик резкий и пронзительный, как боевой рог… и этот звук пронесся над морем крови, пролившимся у подножия холма.
Возродившийся легион, чеканя шаг, приблизился к огромным камням, следуя за славным знаменем, что вызвало солдат из тьмы забвения и привело к победе. Древко держал Кустенин, и серебряная голова дракона сверкала в лучах солнца, стоявшего высоко в небе. На вершине холма Кустенин спешился и воткнул древко знамени в землю — рядом с Ромулом. И крикнул:
— Да здравствует Цезарь! Да здравствует сын Дракона! Да здравствует Пендрагон!
И жестом приказал четверым воинам подойти ближе. Они скрестили четыре копья, положили на них огромный круглый щит — и помогли Ромулу встать на него. А потом подняли копья на плечи, как это делали кельты, — чтобы все могли видеть Ромула. Кустенин начал ритмично ударять мечом по своему щиту, и весь легион последовал его примеру: сотни мечей застучали в металл щитов, сотни голосов загремели, повторяя снова и снова:
— Да здравствует Цезарь! Да здравствует Пендрагон!
Кровь Вульфилы алела на лбу Ромула, сверкающий меч был зажат в его руке, и победившие солдаты увидели в юном воине то самое существо, появление которого было предсказано давним пророчеством. Неумолчные крики воинов, тысячекратно умножаемые эхом, зажгли в глазах Ромула гордое пламя, — но все равно его взгляд искал поверх голов легионеров тех, кто так долго был с ним рядом, искал своих друзей… и без них триумф вдруг показался Ромулу пустым и ненужным. Его радость угасла, подавленная другими чувствами, — и он спрыгнул на землю и побежал через ряды солдат, с готовностью расступавшихся и дававших ему дорогу. И над долиной повисла тишина, когда Ромул, молчаливый и ошеломленный, шагал через долину, усыпанную трупами варваров. Ромул оглядывал мертвых и умирающих, всматривался в мешанину тел, продолжавшихся цепляться друг за друга даже в смерти. Он увидел своих друзей, павших в неравной битве: Ватрена, приколоченного к дереву копьями врагов… его глаза все еще были открыты, словно он искал за горизонтом свою несбывшуюся мечту… увидел Деметра и Оросия, нераздельных в жизни и объединившихся в смерти… Бесчисленные враги валялись вокруг них, враги, дорого заплатившие за гибель друзей.
И Ливия. Она была жива, но в ее боку торчала стрела, и лицо девушки искажала боль.
Ромул закричал, горячие слезы хлынули из его глаз, потекли по щекам при виде раненных и погибших друзей, которых ему больше не суждено было увидеть. Он шел вперед, почти ничего не видя перед собой, пока не добрался до берега озера. Легкие волны бежали по поверхности воды, подгоняемые ветром к берегу, и они коснулись усталых ног Ромула, лизнули острие меча, с которого еще капала кровь. И необъятное желание мира и покоя охватило мальчика, омыв, как теплый весенний ветерок. Он крикнул:
— Не будет больше войны! Не будет больше крови!
И окунул меч в озеро, несколько раз подряд, — пока лезвие не засверкало, как хрусталь. А потом Ромул поднял меч над головой и начал раскручивать его — сильнее, еще сильнее, — и вдруг изо всех сил швырнул в озеро. Меч пронесся в воздухе, сверкнув на солнце, и погрузился в поросший мхом древний камень, что высился в середине озера. Последнее дыхание ветра затихло именно в этот момент, и озеро замерло в безмятежном покое, отразив волшебное зрелище: торжественную фигуру старого наставника императора, невесть откуда возникшую. Маленькая серебряная веточка омелы висела на его груди. И голос друида прозвучал почти неузнаваемо, когда он произнес: