Индр продолжал стоять в тени гигантского папоротника, не обращая внимания на свистевшие вокруг стрелы. Его сердце разрывалось от сознания чудовищной жестокости всего происходящего. Высоко над горами сиял пламенный факел солнца, в воздухе беззаботно парили большие синие бабочки, на их крыльях отражалось сияние неба. А среди всего этого радостного великолепия природы, на лугу, покрытом ковром невысокой мимозы, лилась кровь живых существ, и каждое мгновение обрывалась чья-нибудь жизнь… Он совершил ошибку, покинув светлый мир длинноголовых, которые дали ему это тяжелое бремя разума.
Обхватив руками голову, Индр, пошатываясь, побрел к лесу.
Обгоняя его, гигантскими прыжками мчались лемуры. Где-то далеко позади раздавался гневный рев вожака, но уже ничего нельзя было изменить: лемуры попались в ловушку, расставленную хитроумными куэ. Они заманили мегаладаписов в деревню, а тем временем окружили со всех сторон долину, решив, видимо, раз и навсегда покончить с давними лесными врагами.
И теперь оставшиеся в живых рвались к джунглям, а куэ бежали за ними по пятам, осыпая тучей стрел и копий.
Едва лишь десятая часть лемуров прорвалась к джунглям. В последнее мгновение, когда они достигли первых деревьев, копье, пущенное толстым, приземистым куэ, глубоко вонзилось в черного вожака. Он выронил дубину, закричал и медленно опустился на землю. Мегаладаписы растерянно топтались вокруг, наблюдая, как он корчится от боли.
– Дальше в джунгли! – крикнул им Индр. Но лемуры не покидали своего вожака. Индр бросился к нему, осмотрел рану.
– Поднимите его. Унесите в лес! Он умирает… – сказал Индр.
Несколько молодых лемуров с трудом подняли грузное тело вожака и, сгибаясь под тяжестью, потащили его в спасительный сумрак чащи. С опушки еще летели стрелы, но их рой становился все реже. Люди не решались забираться в глубь таинственных и опасных джунглей.
Победные крики куэ замерли вдали… Остатки племени уходили в зеленые сумерки.
Черный лемур боролся со смертью. В его глазах еще горел неукротимый огонь, но Индр ясно видел, что жить ему осталось недолго. Время от времени Индр подносил ко рту умирающего кокосовый орех и поил его прохладным соком. Страшную рану Индр прикрыл листьями. В груди раненого булькало и хрипело при каждом вздохе. Неподалеку лежали другие раненые. Оставшиеся без матерей детеныши тихо завывали, требуя пищи и воды.
– Мы вернемся в долину… – хрипел вожак. – И уничтожим всех куэ… всех… до последнего!
Индр покачал головой:
– Ты не увидишь больше долины.
– Мы истребим всех куэ!… – твердил вожак, силясь приподняться. На его верхней губе, неподвижной и голой, пузырилась пена. – Где стадо?
– Осталось в долине, – ответил Индр, с жалостью глядя на умирающего. – Тысячи лемуров погибли в бессмысленной битве. Зачем ты повел их на смерть?
– Куэ наши враги… – шептал вожак.
– Нет, куэ – наши братья.
– Мы всегда убивали их!…
– Разве это нужно лемурам?.. Мир! Мир и братство – вот что принесло бы победу. Вы могли бы переплывать Большую Воду, строить корабли и селения как куэ! Разум дал бы вам такую же силу. Вы расселились бы по Великой Зеленой Стране… Но теперь поздно! Это все, – он кивнул на жалкую кучку мегаладаписов, – что осталось от тех, кто жил в лесах южного материка.
– Твои слова непонятны… – хрипел вожак слабеющим голосом. – Ты чужой среди нас… – Он дернулся и затих, обнажив верхние клыки.
– Оррк!… – закричал Индр, всматриваясь в его тускнеющие глаза. Потом медленно встал на ноги, оглянулся. Со всех сторон приближались уцелевшие лемуры. Окружив плотным кольцом труп вожака, они завыли. Этот беспредельно печальный реквием поднялся к вершинам пальм и слился с нестройным хором голосов маленьких диких лемуров, обитавших в джунглях. Индр опустился на корточки, спрятал лицо в ладони.
Печальный вой лемуров глубоко проник в сердце Володи, снова пробудив его собственную родовую память… Этот вой вдруг незаметно превратился в громовую песнь прибоя…
Володя увидел себя плывущим по ордовикскому морю. Вокруг расстилалась водная ширь. Синее небо, облака и солнце такие же, как и теперь… Он быстро плыл вдоль извилистой прибрежной линии, прорезанной многочисленными лагунами. В кристально чистом воздухе белели закругленные известковые скалы, их обрамляли бурые водоросли, выброшенные океаном.
Обогнув гряду известняковых рифов, Володя выполз на плоский камень и замер, нежась в ласковом потоке солнечного света. Сейчас он был всего-навсего маленьким земноводным, но видел мир далекого прошлого глазами разумного существа, и это придавало его впечатлениям необыкновенную глубину. Всеми своими чувствами он жадно впитывал красоту первозданного мира. На склонах холмов, обращенных к морю, виднелись редкие пятна зеленой растительности. Страна ордовикской эпохи казалась безжизненной и бесплодной, но Володя смотрел не на голые известковые утесы, а на те пятна зелени, что были первыми предвестниками будущей жизни. Ордовикская страна получила из моря те зачаточные формы растений, которые впоследствии одели землю богатым зеленым плащом. Володя как бы слышал голоса Земли, которая страстно грезила о грядущих днях буйного расцвета планетной флоры.
Но вот постепенно светлый ордовикский ландшафт сменился более мрачным раннедевонским. На горизонте встали безжизненные горы докембрийских пород, у их подножия тянулись цепи холмов и шлейфы из песка и гравия, отсортированных бурными потоками. Грязевую бухту, где фумаролы непрерывно выбрасывали пепел и дым, ограничивали низкие песчаные дюны. Справа раскинулись бесконечные болота с блестевшими там и сям озерками, а по их берегам тянулись к солнцу нежные осоковидные растения. Однообразная зелень с бурыми пятнами мертвой или отмирающей листвы навевала грусть. Володя тщетно пытался услышать радостные голоса птиц или крики других живых существ. Но ничего, кроме шелеста ветра или завывания бури.
…Напрасно Района настойчиво говорил ему о том, что нужно подавить свои личные воспоминания, воспринимать лишь нужную информацию. Володя ничего не слышал… Он был сейчас среди роскошных лесов среднего карбона. Падали в болотистую почву, заросшую каламитами, папоротниками, древовидными плаунами, гигантские деревья… А немного спустя Володя уже бродил по равнинам Гондваны, покрытым однообразной папоротниковой растительностью, и тут же рядом сверкали голубоватые ледники: Гондвана была придавлена палеозойским оледенением. Володя медленно взбирался на темные обрывы – обнажения валунных глин. И холодный ветер, дующий с айсбергов и ледников, сползающих в морской залив, обвевал его разгоряченное лицо. Он радовался, что жизнь не сдается и здесь: среди пятен снега в долинах и на склонах холмов росли группы хвощей с членистыми стеблями и чашевидными мутовками листьев, похожими на короткие сегменты. А выше развесили свои кроны древовидные папоротники, лепидодендроны и гигантские деревья с вьющимися вокруг их стволов растениями.
…Района, потеряв наконец терпение, на секунду выключил генератор. Володя даже застонал от разочарования и, открыв глаза, словно пьяный, бессмысленно смотрел на шефа.
– Ты будешь все-таки выполнять правила? – спросил Раяона. – Или тебя придется заменить?
– Но я ничего не могу поделать! – взмолился Володя. – Это происходит помимо меня.
Раяона подумал немного и снова включил установку.
– Ладно, выходит, что чего-то я не учел.
… – Оррка нет, – раздался над ухом Индра голос старого, едва державшегося на ногах лемура. Его когда-то пышный темно-желтый мех свалялся и висел грязно-бурыми лохмотьями. Тусклые безжизненные глаза наполовину затянулись мутной пленкой, но где-то в глубине зрачков упрямо горел такой же, как у вожака, неукротимый огонь. – Ты виноват в этом!… Ты не научил нас делать копья и стрелы. Ты не помог уничтожить куэ еще тогда… на берегу Большой Воды.