Декабря 7, 1815.
ОБ ИСТОЧНИКАХ РОССИЙСКОЙ ИСТОРИИ ДО XVII ВЕКА
Сии источники суть:
I) Летописи. Нестор, инок Монастыря Киевопечерского, прозванный отцом Российской Истории, жил в XI веке: одаренный умом любопытным, слушал со вниманием изустные предания древности, народные исторические сказки; видел памятники, могилы Князей; беседовал с вельможами, старцами Киевскими, путешественниками, жителями иных областей Российских; читал Византийские Хроники, записки церковные и сделался первым Летописцем нашего отечества.
Второй, именем Василий, жил также в конце XI столетия: употребленный Владимирским князем Давидом в переговорах с несчастным Васильком, описал нам великодушие последнего и другие современные деяния юго-западной России. Все иные летописцы остались для нас безъименными; можно только угадывать, где и когда они жили: например, один в Новгороде, — Иерей, посвященный Епископом Нифонтом в 1144 году; другой — во Владимире на Клязьме при Всеволоде Великом; третий — в Киеве, современник Рюрика II; четвертый — в Волынии около 1290 года; пятый — тогда же во Пскове. К сожалению, они не сказывали всего, что бывает любопытно для потомства; но, к счастию, не вымышляли, и достовернейшие из Летописцев иноземных согласны с ними.
Сия почти непрерывная цепь Хроник идет до государствовани Алексия Михайловича. Некоторые доныне еще не изданы или напечатаны весьма неисправно. Я искал древнейших списков: самые лучшие Нестора и продолжателей его суть харатейные, Пушкинский и Троицкий, XIV и XV века. Достойны также замечанияИпатьевский, Хлебниковский, Кенигсбергский, Ростовский, Воскресенский, Львовский, Архивский. В каждом из них есть нечто особенное и действительно историческое, внесенное, как надобно думать, современниками, или по их запискам. Никоновский более всех искажен вставками бессмысленных переписчиков, но в XIV веке сообщает вероятные дополнительные известия о Тверском Княжении; далее уже сходствует с другими, уступая им однако ж в исправности, — например, Архивскому.
II) Степенная Книга, сочиненная в царствование Иоанна Грозного, по мысли и наставлению Митрополита Макария. Она есть выбор из летописей с некоторыми прибавлениями, более или менее достоверными, и названа сим именем для того, что в ней обозначены степени или поколения Государей.
Ill) Так называемые Хронографы, или Всеобщая История по Византийским летописям, со внесением и нашей, весьма краткой. Они любопытны с XVII века: тут уже много подробных современных известий, которых нет в летописях.
IV) Жития Святых, в Патерике, в Прологах, в Минеях, в особенных рукописях. Многие из сих Биографий сочинены в новейшие времена; некоторые однако ж, например, Св. Владимира, Бориса и Глеба, Феодосия, находятся в харатейных Прологах; а Патерик сочинен в XIII веке.
V) Особенные дееписания: например, сказание о Довмонте Псковском, Александре Невском; современные записки Курбского и Палицына; известия о Псковской осаде в 1581 году, о Митрополите Филиппе и проч.
VI) Разряды, или распределение Воевод и полков: начинаются со времен Иоанна III. Сии рукописные книги не редки.
VII) Родословная Книга: есть печатная; исправнейшая и полнейшаая, писанная в 1660 году, хранится в Синодальной библиотеке.
VIII) Письменные Каталоги Митрополитов и Епископов. Сии два источника не весьма достоверны; надобно их сверять с летописями.
IX) Послания Святителей к Князьям, Духовенству и мирянам; важнейшее из оных есть Послание к Шемяке; но и в других находится много достопамятного.
X) Древние монеты, медали, надписи, сказки, песни, пословицы: источник скудный, однако ж не совсем бесполезный.
XI) Грамоты. Древнейшая из подлинных писана около 1125 года. Архивские Новгородские грамоты и Душевные записи Князей начимаются с XIII века; сей источник уже богат, но еще гораздо богатейший есть.
XII) Собрание так называемых Статейных Списков, или Посольских дел, и грамот в Архиве Иностранной Коллегии с XV века, когда и происшествия и способы для их описания дают Читателю право требовать уже большей удовлетворительности от Историка.
К сей нашей собственности присовокупляются.
XIII) Иностранные современные летописи: Византийские, Скандинавские, Немецкие, Венгерские, Польские, вместе с известиями путешественников.
XIV) Государственные бумаги иностранных Архивов: всего более пользовался я выписками из Кенигсбергского.
Вот материалы Истории и предмет Исторической Критики!
А. С. Пушкин
Из статьи
ИСТОРИЯ РУССКОГО НАРОДА,
сочинение Николая Полевого
<…> Приемлем смелость заметить г-ну Полевому, что он поступил по крайней мере неискусно, напав на „Историю государства Российского“ в то самое время, как начинал печатать „Историю русского народа“. Чем полнее, чем искреннее отдал бы он справедливость Карамзину, чем смиреннее отозвался бы он о самом себе, тем охотнее были бы все готовы приветствовать его появление на поприще, ознаменованном бессмертным трудом его предшественника. Он отдалил бы от себя нарекания, правдоподобные, если не совсем справедливые. Уважение к именам, освященным славою, не есть подлость (как осмелился ктю-то напечатать), но первый признак ума просвещенного. Позорить их дозволяется токмо ветренному невежеству, как некогда, по указу эфоров, одним хиосским жителям дозволено было пакостить всенародно.
Карамзин есть первый наш историк и последний летописец. Своею критикой он принадлежит истории, простодушием и апофегмами — хронике. Критика его состоит в ученом сличении преданий, в остроумном изыскании истины, в ясном и верном изображении событий. Нет ни единой эпохи, ни единого важного происшествия, которые не были бы удовлетворительно развиты Карамзиным. Где рассказ его неудовлетворителен, там недоставало ему источников: он их не заменял своевольными догадками. Нравственные его размышления, своею иноческою простотою, дают его повествованию всю неизъяснимую прелесть древней летописи. Он их употреблял, как краски, но не полагал в них никакой существенной важности. „Заметим, что сии апофегмы, — говорит он в предисловии, столь много критикованном и столь еще мало понятом, — бывают для основательных умов или полуистинами, или весьма обыкновенными истинами, которые не имеют большой цены в истории, где ищем действия и характеров“. Не должно видеть в отдельных размышлениях насильственного направления повествования к какой-нибудь известной цели. Историк, добросовестно рассказав происшествие, выводит одно заключение, вы другое, г-н Полевой никакого: вольному воля, как говорили наши предки.
Г-н Полевой замечает, что 5-я глава XII тома была еще недописана Карамзиным, а начало ее, вместе с первыми четырьмя главами, было уже переписано и готово к печати, и делает вопрос: „Когда же думал историк?“
На сие ответствуем:
Когда первые труды Карамзина были с жадностию принимаемы публикою, им образуемою, когда лестный успех следовал за каждым новым произведением его гармонического пера, тогда уже думал он об истории России и мысленно обнимал свое будущее создание. Вероятно, что XII том не был им еще начат, а уже историк думал о той странице, на которой смерть застала последнюю его мысль… Г-н Полевой, немного подумав, конечно сам удивится своему легкомысленному вопросу.
Комментарии
1 "Высочайшее согласие" на сооружение памятника было дано в 1833 году.
2 Апофегма — краткое изречение, афоризм.