Глава 21
Когда уже поздней ночью я наконец возвращаюсь в отель, то обнаруживаю в холле толпу журналистов. Мне приходится осторожно выйти на улицу, чтобы меня не сцапали охочие до сенсации репортеры. Поплутав по Санта-Монике, я сняла номер в отеле «Мирамар». На бульваре я купила себе кое-что из одежды и личные вещи. Затем закрылась в номере, переоделась и проспала всю ночь напролет. То, что Спенсер нашелся, успокоило меня.
Теперь, когда он в относительном порядке, я замечаю, как изменилось мое мнение о нем. Да, он чертов обольститель, да, у него некоторые проблемы с финансами, но вам нужно получше узнать этого человека, чтобы понять перемену в моем отношении к нему.
Спенсер отлично ладит с людьми, а потому коллеги ценят его и уважают. У него прекрасные отношения со всеми — от самого младшего сотрудника до главы издательства. Он умеет работать с людьми, всегда поддержит и ободрит талантливого автора, который оказался в тупике. У Спенсера нюх на хорошие книги, поэтому издательство держится за него, как за золотую рыбку.
К женщинам он относится как к равным. К несчастью, большинство из них воспринимают его обаяние и обходительность как попытку ухлестнуть и с радостью виснут на нем, а Спенсер — тоже к несчастью — зачастую не умеет сказать «нет».
Должна заметить, что до приема в честь Килоффа я ничуть не сомневалась в его верности. Поэтому так и расстроилась тогда. Никогда не подумала бы, что он может предложить мне так «разнообразить» нашу интимную жизнь. Особенно если учесть, что я собиралась выйти за него замуж.
Даже его роман с Верити Роудз нельзя назвать простой интрижкой. Никто, кроме Кейт Уэстон, даже не знал о происходящем, а ведь роман был довольно продолжительным. Я так и не смогла добиться от Спенсера ответа на вопрос, почему он решил встречаться со мной. Возможно, он просто устал от романа с Верити, у которого не было будущего. Или ему надоело занимать такое скромное место в жизни любимой женщины. Как-то Спенсер признался мне — редкий приступ откровенности напал на него после того, как мы несколько часов занимались любовью на яхте его приятеля, даже не выведя судно из доков, — так вот он сказал, что самая ужасная боль — это боль от сознания, что твоего любимого человека сейчас сжимают чужие объятия. И что этот человек предпочитает эти объятия твоим.
Я тогда решила, что он говорит о себе и Верити, но чуть погодя он добавил, что понимает, как нелегко сейчас должно быть Дагу. И знаете, вспоминая сейчас о том разговоре, я понимаю, что именно с этого момента наша совместная жизнь дала крен. Как если бы Спенсера тяготило то, что он украл меня у другого, сделав его несчастным. Собственно, мне тоже было не по себе, что я увела своего красавчика у Верити.
После той ночи в душу закрались первые сомнения.
Этим утром я отправилась в больницу навестить Спенсера, но меня не пустили к нему, объяснив, что в нужном мне отделении проводится проверка и какие-то тесты. Меня промариновали в приемном покое два часа, но войти так и не дали. Родителей Спенсера я тоже не видела.
Позвонив Кейт Уэстон, узнаю, что издательство «Беннетт, Фицаллен и Кº» оплатило частный авиарейс, которым Спенсера доставят в клинику в Нью-Йорке. Его родители будут жить в его квартире. Слава Богу, будет кому следить за арендной платой и телефонными счетами!
Наконец я сдаюсь. Оставив в приемной цветы с запиской, ухожу. Я бы и рада увидеть Спенсера, но времени в обрез. Мне еще предстоит заехать в свой прежний отель. Не могу же я постоянно избегать прессы! Так можно и работы лишиться.
Делаю последнюю попытку прорваться в отделение к Спенсеру, но меня снова останавливает бдительный медперсонал. Я направляюсь к служебным лифтам. Стоит мне завернуть за угол, как я буквально нос к носу сталкиваюсь с Верити Роудз в сопровождении полицейского. Увидев меня, редактор «Экспектейшнз» на секунду открывает рот, но быстро приходит в себя.
— Он хотел меня видеть, — на ходу поясняет она, обдав меня запахом духов.
Я все чаще смотрю в зеркало заднего вида, пытаясь определить, нет ли за мной слежки. Стараюсь не думать о Верити Роудз, но на это уходят последние силы. Черт, не хотелось бы тащить за собой хвост! Особенно когда поеду к Лилиан.
Остановившись у одного из торговых центров, ныряю внутрь, а затем выхожу с другого хода. Быстро пересекаю улицу и захожу в контору по прокату машин. Через пятнадцать минут мне предоставляют синий «линкольн-континенталь» с шофером, Я направляюсь в Отель.
— Привет, Бадди. — Я звоню своему другу.
— Где ты, черт возьми, была, Салли?
— Срочные дела. — Бросаю взгляд на водителя, Лукаса.
— В новостях говорили про Спенсера. Как он?
— Весь в гипсе, но поправится. Его перевозят в Нью-Йорк.
— Что он говорит о произошедшем?
— Пока ничего. Вчера он был без сознания, а сегодня меня к нему не пустили. — Я стараюсь побыстрее покончить с этим разговором, потому что всякий репортеришка, у которого есть рация с нужной частотой, может подслушать наш диалог (а вы думали, как делаются новости?). — У меня мало времени.
— Ладно, тогда слушай. Мы уже близки к цели и на девяносто девять процентов уверены, что знаем, кто установил камеру. Тебе известно, что Спенсер крутил роман с женой Корбетта Шредера?
— Да, с Верити Роудз. Я только что видела ее в больнице. Она сказала, что Спенсер звал ее.
Бадди некоторое время молчит.
— Ну говори же. Пусть даже это будут плохие новости. Не тяни!
— Что ж, тогда все понятно. Венди отыскала по карте социального страхования одного человека — того, что арендовал квартиру.
— Как ей это удалось?
— Ну, парень покупал технику в кредит в паре контор. Там значатся имя и адрес. Этот человек — внештатный сотрудник охранной компании, что работает на Корбетта Шредера.
— Что значит «работает»?
— Если я все верно понял, это промышленный шпионаж.
— Что ж, тогда все понятно, — повторяю я фразу Бадди. Корбетт Шредер всегда славился тем, что получал полную информацию о компании, затем наносил удар по ее репутации, выкупал ее и распродавал по частям. Это гораздо дешевле, чем поднимать разваливающуюся фирму, создавать политику и реанимировать погибший бизнес.
— Короче, мы прижали того парня. Он клянется, что ни в чем не замешан. Вроде как он лишь сидел на вахте в квартире — в его задачу входило просто менять кассету, когда она кончалась. Камера была уже установлена и просто реагировала на движение.
— А что он делал с пленкой?
— Парень оставлял ее на месте, а записи потом кто-то забирал. Каждый день. Видимо, кто-то от Шредера.
— Какой чудесный брак, ты не находишь? Подсматривать за собственной женой, что может быть романтичнее! — зло говорю я.
— Но с чего бы Шредеру вдруг делать такую гадость тебе?
— А помнишь ту статью, что я написала для «Экспектейшнз»? Заметку о Касси Кохран?
— Ну?
— Шредеру требовалась скандальная статья, которая бы унизила Касси, смешала ее с грязью. А заодно и ее мужа, Даренбрука. Шредер всегда ненавидел Джексона Даренбрука и хотел поквитаться с ним. Неплохая идея была — загрести жар моими руками.
— Но я помню, что статья вышла абсолютно другая.
— Такая, какая и должна была по справедливости выйти. Бадди, извини, но мне пора. Просто скажи, есть ли связь между пленками и Филиппом О'Харном?
— Возможно. Мы вышли на женщину, которая рассылала дубликаты в Нью-Хейвен. Имя, разумеется, вымышленное, да и расплачивалась она наличными. Но есть ее описание: один из клерков на почте запомнил ее. Она рассылала кассеты, не указывая обратного адреса.
— Рост около ста семидесяти пяти, голубые глаза, каштановые волосы с мелированием, под сорок лет, худая. Ездит на старой модели «мерседеса» красного цвета, — предполагаю я.
— Откуда ты знаешь?
— Одна из подружек О'Харна. Она живет в Веллингтоне.