— Александра просила передать тебе, что рада твоему возвращению. И позвони матери, она волнуется.
Я тотчас звоню в Каслфорд. Мама ужасно рада слышать мой голос.
Мое неожиданное появление в вечерних новостях должно стать серьезным шагом в карьере. После этого ни один канал не откажется со мной сотрудничать. Если, конечно, я потеряю работу у Александры. Дай Бог, чтобы этого не случилось.
Интересно, каковы планы Александры относительно меня? Может быть, она позволит мне позднее полностью написать репортаж о произошедшем, чтобы потом дать его в самое выгодное время, когда миллионы зрителей торчат у экранов телевизоров? Но до тех пор, пока семья Презарио в опасности, я не имею права излагать материал в полном объеме.
Я так устала, что почти вваливаюсь в интервью-студию. На мониторах — выпуск погоды. Пока я устраиваюсь в кресле, мне цепляют на воротник микрофон. Я никак не могу сосредоточиться, голова похожа на пустую бочку, и мысли болтаются в ней, гулко стукаясь друг о друга. Такое ощущение, что мое собственное тело не принадлежит мне. Я абсолютно не волнуюсь (видимо, на это не осталось сил), но руки и ноги немного дрожат — от слабости.
Ко мне подскакивает один из ассистентов, протягивает банку колы.
— Александра сказала, чтобы ты немедленно сделала несколько глотков.
Продуманный ход. Мой босс знает, что я валюсь с ног. Торопливо открываю банку и залпом выпиваю половину содержимого. Спустя буквально пару минут мне становится немного лучше: сахар побежал по сосудам, подкармливая обессиленное тело.
Выпуск погоды заканчивается. Камера поворачивается к Александре, которая обещает после короткой рекламы сенсацию. На мониторах — ролик с приземляющимся вертолетом ФБР. В это время Александра буквально взлетает с кресла — верите ли? — несется ко мне и быстро усаживается рядом. Кто бы мог подумать, что женщина, с таким достоинством читающая новости с экрана вашего телевизора, обладает такой прытью!
— Ты умница, — шепчет она.
Затем делает несколько быстрых пометок в лежащих перед ней листах, выпрямляется, красиво кладет ногу на ногу и поворачивается ко мне. Александра готова к интервью. На лице ее написан такой интерес, словно она на самом деле с нетерпением ждет моего рассказа. Прежде чем камера поворачивается к нам, Александра адресует мне ободряющую улыбку.
— Три, два, один…
На камере зажигается красный огонек. Лицо Александры крайне серьезно. Она объявляет, что в студии находится репортер канала «ДБС» Салли Харрингтон, «которой чудом удалось спастись из дома, разнесенного в клочья». Александра предлагает зрителям подробности «ужасающих событий, в водоворот которых затянуло ни в чем не повинную молодую женщину Салли Харрингтон».
Мне с трудом удается подавить улыбку.
Глава 27
В «ДБС» уже распорядились, чтобы мои вещи перевезли в отель «Времена года», а мне посоветовали хорошенько выспаться. Собственно, этим я и занялась. Я спала и спала. Проснувшись, поела и снова провалилась в глубокий сон. Наконец, в субботу утром, снова став самой собой, я решила проверить свои сообщения и позвонить близким. Сначала я позвонила матери и Маку и с удивлением узнала, что Роб приехал в Каслфорд «поддержать» маму.
После этого я поговорила с Бадди, а затем связалась с Дагом.
— Что ты делаешь в Манхэттене? — удивляюсь я.
— А ты как думаешь?
— Да понятия не имею! У тебя семинар? В чем дело?
— Харрингтон, ты просто непроходимая тупица.
— Слушай, я как раз достаточно отоспалась для того, чтобы придушить тебя собственными руками! Быстро говори, что с тобой случилось!
— Я приехал в Нью-Йорк, потому что (хочу тебе напомнить) ты пропала без вести и куча народа искала тебя. Я боялся, что с тобой что-то случилось.
— Но ведь я звонила маме, а она должна была связаться с тобой.
— Я не столь наивен, как твоя мать. Понятное дело, что ей ты не сказала и половины правды. «Привет, мамуля, слышала про бомбежку? Я, кстати, там была». А потом ты р-раз! — и пропала. В полиции Нью-Йорка мне сказали, что тебя нет уже несколько дней.
— Ой, Даг…
— Мне было не до шуток, Салли. Я просто сел в машину и отправился в «ДБС». Там же всегда знают больше простых смертных. — Смеется. — Я понятия не имел, как мне найти твою Александру. А меня просто взяли и провели к ней. Это она распорядилась. Чуть позже мне сняли комнату в отеле.
— Здорово!
— Это точно. — Пауза. — Слушай, Салли, думай обо мне все, что хочешь, но я люблю тебя. Ничего не могу с собой поделать. Мысль о том, что ты могла погибнуть, сводит меня с ума.
Мои глаза наполняются слезами.
— Мне кажется, я тоже все это время не переставала тебя любить.
— И что прикажешь теперь делать? Что ты будешь делать, Салли?
Хорошенький вопрос!
Набираю другой номер. В голове каша.
Голос Спенсера:
— Да?
— Ты уже можешь говорить?! — кричу я.
— Могу… только не прощи меня шкажать што-то со жвуком «ш».
Я облегченно смеюсь:
— Ты снова становишься самим собой.
— Мне жначительно лучше. Но не жнаю, где я находилщя вще это время.
— Где-то на побережье, как мне сказали. — После похищения Спенсера, как я узнала, люди Арленетты воспользовались его кредиткой, чтобы оплатить рейс до Гонолулу. Этакая попытка сбить со следа. На самом деле Спенсера держали где-то на старой барже, когда-то принадлежавшей «семье».
— Я вообще не понимал, где нахожусь.
— Тебя просто заперли?
— А потом мне удалось выбраться наружу, на палубу. И што дальше, думаю? Темно, ш борта даже жемли не видно. А тут еще этот парень пришел проверить, как я шебя чувштвую. Пришлось прыгать вниж. Мне повежло — я упал в трюм шудна. Даже не жнаю, что было хуже: боль или вонь вокруг. Предштавь, каково было моим жубам, ешли я упал мордой на кучу штарого ржавого жележа.
Мы еще некоторое время обсуждаем его операции на локте и зубные протезы. Затем Спенсер говорит, что в вечерних новостях я смотрелась великолепно. Он благодарит меня за то, что я оплатила его счета. Я сообщаю, что родители остановились в его квартире.
— Верити сказала, што вштретила тебя в больнице.
— Она сказала, что ты звал ее. — Молчание в трубке. — Ты все обдумал, Спенсер? Ты действительно хочешь вернуть ее? Ты же помнишь, что ее не так-то легко удержать.
— Они решили ражвештись со Шредером.
Почему-то вздыхаю с облегчением. Все-таки не случайно у меня было предчувствие, что нашим отношениям пришел конец.
— А ты слышал о камере, которую Шредер установил в твоей спальне?
— Мне ошень жаль, — виновато говорит Спенсер.
— Прости, что смеюсь. Но ты так забавно разговариваешь.
Спенсер тоже смеется. Похоже, он понял, что я не столь уж и расстроена его решением возродить отношения с Верити.
— Мне жвонил Бадди, рашкажал об иштории с кашетами. Должно быть, твоя нешчаштная мать…
— Не надо об этом. Моя мать — сильная женщина. В ее жизни было немало испытаний, — несколько резко говорю я. — Слушай, я хотела бы навестить тебя. — Пытаюсь говорить мягче.
— Буду крайне рад!
— Знаешь, мне кажется, у тебя все получится.
— Мы должны хотя бы попытатьша, правда?
Он прав. Нам стоит попытаться. Наш разрыв давно зрел, только ни у меня, ни у Спенсера не было решимости признаться в этом самим себе. Вляпавшись во всю эту странную историю, мы просто приблизили неизбежное. Все к лучшему, как и всегда!
Калвин, помощник из отдела новостей, перехватывает меня на выходе из отеля. На улице — воскресный день.
— Уилл хочет, чтобы ты заскочила в офис, прежде чем уедешь. Потом наш шофер отвезет тебя в Коннектикут.
— Отлично, спасибо.
Мы выходим наружу и направляемся к черному лимузину. Как только водитель захлопывает багажник, где-то дальше по улице слышен визг тормозов, а затем грохот аварии. Еще секунду спустя Калвин с водителем рывком запихивают меня в салон. Я кулем валюсь на сиденье. Следом в лимузин усаживается водитель.