— Ну, если смотреть глобально, смотреть шире, то… неизвестно чем бы всё закончилось, попади я к Граалю и появись у них наследник или целая свора двуногих архонтов.
— Архонтов?
— Да, архонотов, то есть дьяволов. Именно Адонай тот, кого в христианстве называют дьяволом и сатаной, с кровавыми глазами.
— Почему с кровавыми глазами? Ты же говорил, что у него были синие глаза…
— Потому что Гор в ходе вендетты выколол Адонаю глаза. Да, была ответная война. Теперь уже между Адонаем и Гором, то есть Михаилом. И Михаил одолел дьявола, загнав его обратно в Ад. Все боевые раны Адоная-Адониса потом зажили. А вот глаза так и остались кровавыми яблоками, которые не могли смотреть с тех пор на солнце, и Адонаю приходилось вести ночной образ жизни. Да и Гор лишился глаза.
— Ужас какой-то! — передёрнул плечами Лука. — Ты назвал сейчас Адоная Адонисом. Ты ничего не перепутал? Адонис — это сын критского царя и любимец Афродиты, смертный юноша, трагически погибший на охоте.
— Правда? — усмехнулся Гэбриэл. — А погиб он от нападения дикого и свирепого кабана, — дополнил он описание.
— Всё верно.
— Я думал, что ты уже научился читать аллегории, и можешь понять, что такое «охота» и «дикий кабан» на самом деле.
— Погоди. Он погиб от своего внутреннего «кабана». А «охота» — это путь к стремлению обладать властью. Он охотился за властью. Так?
— Вот теперь всё правильно. Молодец.
— Так это не простое совпадение в именах? — засомневался Лука.
— Да, — саркастически заметил старик, — такое же совпадение, как и смерть Кришны от стрелы, попавшей ему в пятку, как и в истории с Ахилесом.
— Это что же, одно лицо? — вновь изумился Лука.
— Ты меня поражаешь! Я же тебе говорил, что в разных народах одних и тех же героев именовали на свой манер.
— Но Ахилес был наёмным воином.
— А Кришна разве не был нанят Арджуном? Скажешь: Ахилес убивал. А разве Кришна не убивал? Ахилес тоже был любимцем женщин. И так далее. Совпадений слишком много.
— Понятно, — Лука тряхнул головой, будто пытался освободиться от наваждения. — Я, правда, ещё тяжело воспринимаю всю эту мешанину истории.
— Понимаю. Не переживай. Со временем всё организуется и упорядочится.
— Так, стало быть, и Испанию называют Иберией не просто так?
— Разумеется, не просто так. Это страна, в которой когда-то жили иберы или иври, то есть кочевники и переселенцы.
— Цыгане, одним словом.
— Только не приравнивай цыган того времени к современным. Это небо и земля.
Лука тяжело вздохнул, но ничего не сказал в ответ.
— Ну что, теперь ты понимаешь, почему тебе нужно создать свой народ? Ты — чудо! Ты символ Благодати! Ты спасение нашего вида! И на тебе лежит обязанность вернуть роду доброе имя. Надеюсь, ты сейчас уже понимаешь, почему твой отец так бережёт и скрывает тебя от всяческих тайных обществ?
— Они что же до сих пор ищут бессмертных?
— Или тех, кто знает, как им стать.
— Но зачем им бессмертие? Снова борьба за власть над людьми? Нынче таким образом власть не захватить. Теперь иные политические технологии. Даже не столько политические, сколько экономические, продовольственные и информационные.
— Ошибаешься. Ничего с тех пор не изменилось. И их цель по-прежнему власть над всей Землёй. Всё ради власти, то есть возможности диктовать свои условия жизни и порядки остальным землянам. Иметь власть, — это жить так, как хочется, никому не подчиняясь.
— Понятно. Но если нашёл ты, могут найти и другие.
— Я об этом и говорил.
— Так мне всю жизнь теперь прятаться, скрываться и таиться?
— Что я могу тебе сказать? Извини, но утешить тебя нечем. Нафанаил сказал, что про Таис знал только он…и я. Нафанаил не так давно умер, и о тебе знаю теперь только я, твой отец и твои смертные хранители.
— Но если за тобой охотятся сегодня, значит… Нафанаила могли пытать…
— Теперь мы этого не узнаем. Давай перекусим, а то я совсем проголодался от этих многодневных разговоров. Смотри, уже смеркается. Мы за разговорами уже целый день.
— Знаешь, мой дорогой бессмертный дед, я тоже проголодался, — улыбнулся Лука, и два последних люцифера устремились голодным взглядом к корзинке со снедью, которую благоразумно приготовили, выбираясь на природу.
18
Гэбриэл начал вспоминать те события, о которых вкратце поведал юному херувиму. Ему было тяжело вновь окунаться в тот безумный круговорот событий, в которых кто-то терял его, кого-то терял он сам.