— Надо идти в Египет к Нафанаилу, — сказал старый Гэбриэл своему сыну после похорон Уриила в кумранской пустыне. Старого бога завернули в небелёные пелены и, уложив на дно песчаной могилы его окоченелый труп, жрецы стали засыпать захоронение песком и камнями, не оставляя при этом и следа гробницы.
— Мы же всё решили! — удивился молодой Габриэль.
— В дороге ты всё обдумаешь, может, передумаешь возвращаться.
— Но, а как же смертные?
— Это не твои дети, — равнодушно констатировал старый жрец.
— Но, отец… — попытался возразить Габриэль.
— Пора покинуть этот народ и искать себе новое пристанище. Это предстоит уже сделать тебе, сынок. Не стоит вмешиваться в историю смертных. Поверь, у нас таких как бен Пантера и в своём роду было не мало. Потому их не допускают по закону к тайнам рода. Теперь понимаешь сие?
— Да, отец.
— Дух у них иной, чем у нас. А наш разум поглощён не страстью и ненавистью, но любовью к этому миру. Когда живёшь так долго, то начинаешь невольно познавать истинные ценности. Не думай о нём.
— Но Саломия знает обо мне. Она не…?
— Не думаю. Если тебя уже не будет здесь, то никто не сможет навредить тебе.
— Но «архонтовы слуги» станут искать меня по миру всё равно. И они никогда не прекратят преследование. Спустя сотни лет их потомки всё равно найдут меня. Я устал прятаться и убегать, устал прислушиваться в ночи к стукам и скрипам, к случайным одиноким голосам и вою собак. Я хочу, чтобы они навсегда утратили знание о том, что когда-то рядом с ними жили боги.
— Как знаешь. Но ты последний из неверов Натуру. Если ты погибнешь, мы исчезнем как вид. Некому будет противостоять злодеяниям архонтов. И тогда они захватят власть над миром, и здесь со временем снова будет железный ад, какой стал на планете наших предков. Им кто-то должен противостоять.
— Я понял, отец.
— Ступай. Путь долгий, через пустыню.
— Да, дней десять до Александрии и столько же обратно.
— Я бы пошёл с тобой, но у меня есть важные дела.
— Неужели мы последние, отец? Неужели не осталось неверов в других странах и в других землях? Даже южан? — сомневался Габриэль.
— Нас было бы много, если бы не злоба Адоная. И если бы не его жажда единоличной власти.
— Но люди считают его добрым богом и защитником.
— Просто они знают ровно столько, сколько им позволили знать.
— Отец, — вдруг задумался Габриэль, — если вдруг мне потребуется твоя помощь, и если мне придётся вернуться в Иудею, ты сможешь помочь мне выжить?
— Конечно, мой мальчик. Тебе решать. Ты теперь глава нашего умирающего рода. Возможно, ты станешь новым метатроном тысячелетия после ухода Святого отца. Ты станешь родоначальником, отцом и богом нового народа. Всё в твоих руках.
— Я передам от тебя приветы Нафанаилу и Святому отцу.
— Да, хотелось бы их увидеть.
Габриэль хотел уже идти, но отец задержал его за плечи.
— Помни, сынок, мы не просто так, для красоты слова именуем себя титулом «носителей света». Это не высокопарная прихоть предков. Каждый несёт на себе энергию имени своего рода. Наш род несёт в этот мир Свет. И тебе выпала честь нести этот Свет и Справедливость. Помни об этом всегда.
— Да, отец.
— А теперь ступай, — сказал старый Гэбриэл и поцеловал сына в голову.
Молодой Габриэль обнял отца и, покинув его пещерку, направился с посохом через пустыню в Египет. Плотнее укутав голову от палящих лучей солнца и песчаной пыли, плотнее затянув широкий кушак на поясе, в котором были завёрнуты хлеб и вяленое мясо, он двинулся навстречу своей миссии.
Габриэль хоть и согласился с отцом, однако в душе у него было иное настроение. Своими сомнениями он и хотел поделиться по прибытии в Александрию с Нафанаилом, жрецом, которому было тысячу двести пять лет, а также встретиться со Святым отцом Михаилом, которому было уже почти три тысячи лет. Старик плохо уже передвигался и видел неважно своими почти белёсыми выцветшими глазами.
Путь был долгим и опасным. Габриэль много думал о жизни, словно уже прощался с ней. Он жалел, что вообще ангелы сотворили столько человекоподобных и создали тем самым ужасные проблемы для всех, и для самих себя, и для людей. Ведь когда людей становится слишком много, они становятся злыми и начинают ненавидеть друг друга.
Он удивлялся, как можно было давать знания примитивным созданиям?
«Чем предки думали? Что за безрассудство? Ведь закон Ману запрещал обучать смертных, так почему мой предок, сын Промуза пошёл за Мэль-Хором? Почему согласился дать людям учение о выживании? Почему же и Адонай научил людей многим наукам и ремёслам? Зачем же они нарушили наказ своего Великого отца и бога? Если бы они этого не сделали, то люди, наверное, также как неандертальцы вымерли. А может потому и выжили, что им помогли? Наверное, если бы не восстал Адонай, этого бы и не случилось, догадался Габриэль. Похоже, Братство Семи стало противовесом проискам Архонта, стало его сдерживающей силой, способной противостоять превращению новой планеты в рассадник дьявольской воли богов. Теперь сложно во всём разобраться основательно, очень сложно, почти невозможно.