Варна даже не обратил внимания на то, как побледнели щечки Найли.
– Кэйвур? Да что он мог сказать-то? Когда я ничего ему не приказывала?!!
Он оттолкнул девушку от себя – так, что она, не удержавшись, упала на кушетку. Торопливо вытер ладони о черную мантию, стараясь стереть с рук ощущение налипшей зловонной грязи. В голове бешено прыгали мысли, совершенно безумные; да, маги никогда не вмешивались в дела домов, и каждый хозяин имел право убить неугодного раба. Все это Варна помнил и сейчас, но… Его поглотило желание наказать Найли – хоть как-нибудь… Так, чтобы никто не доказал его, мага, вины – и в то же самое время, чтобы девица долго и мучительно расплачивалась за содеянное.
Найли молча смотрела на него, и Варна, заметив на ее красивом лице страх, ухмыльнулся. Кажется, он придумал…
Зима на юге – мало похожа на зиму. И если в Дэйлороне нет-нет, да выпадал снег, тающий на следующий день, то в предместьях Алларена годами не бывало даже намека на снежинки. Только дождь и грязь, иногда прихватываемые легким морозцем, омерзительно одинаковые каждый день. Да еще черные, неприбранные листвой деревья…
В один из таких погожих зимних деньков в таверну, что одним боком прилипла к главному купеческому тракту, ведущему в Алларен, а другим – к вспаханному клочку земли, вошли два путника.
Они были одеты так, как и полагается людям, вынужденным месить размокшую дорожную грязь: неопределенного цвета плащи, теплые куртки, забрызганные грязью штаны из дерюги и высокие башмаки, так густо облепленные серой гущей размешанной с водой земли, что никто бы не определил их истинный цвет. Старший был парнем, не достигшим еще зрелого возраста, его друг – и подавно мальчишкой. Оба они казались отощавшими и изнуренными долгой дорогой. Наверняка еще и без медяка в кармане.
По этой причине Эва, прозванная в насмешку Красоткой, не торопилась к ним. А они, в свою очередь, не спешили высказывать недовольство тем, что полная и слегка горбатая Эва обслуживает кого угодно, но только не их.
Наконец, сжалившись над голодранцами, Эва подплыла к столу и, уперев мощные руки в не менее мощные бока, спросила:
– Ну, что будем заказывать?
Младшенький поднял на нее глаза – яркого небесного цвета, но какие-то слишком грустные для мальчугана его возраста. Так ничего и не сказав, насупил белобрысые брови и повернулся к своему другу. Или отцу… или брату, на худой конец.
– Принесите нам поесть, – сказал старший, резким движением отбрасывая со лба отросшие волосы песочного цвета. Его выговор показался Эве странным, но она никогда не размышляла о том, как говорят проходимцы, а потому ее внимание сразу же переключилось на внешность парня.
К собственному удивлению, Эва не могла не признать, что этот оборванец был чудо как хорош собой. Даже с беспорядочно отросшей черной бородой, с грязными, висящими сосульками блеклыми волосами, он выгодно отличался от прочих посетителей таверны общей приятностью лица и выразительными черными глазами. Тем не менее, Эва грубо спросила:
– А чем расплатиться, есть?
Парень усмехнулся и, порывшись в тощем кошельке, шлепнул о столешницу двумя серебряными монетками. Интерес Эвы к странной парочке сразу возрос.
– Подождите, сейчас принесу.
И она поспешила на кухню.
Два сребреника – оплата хорошего обеда. И, помня о приятной внешности парня, Эва от души навалила в тарелки кашу и недожаренное мясо. Также не забыла она и о кувшине кислого вина – оно-то, конечно, так себе, но лучшего все равно не было. Раздуваясь от важности, она понеслась обратно.
Усталые путники по-прежнему ждали обеда. Старший даже позы не переменил, а младшенький растянулся на лавке и, подложив под голову свернутый плащ, задремал.
– Издалека идете? – слащаво поинтересовалась Эва.
– Да, – голосом скучающего человека ответил парень.
– Ну, пусть мальчонка поспит, – Эва испустила сочувствующий вздох, – мал еще…
– Да, пусть, – согласился он и приступил к поглощению еды.
– Небось, в Алларен идете? – не унималась Эва. Отчего-то ей не хотелось отпускать этого милягу просто так… Тем более, что, в отличие от завсегдатаев таверны, он ни разу не предпринял попытки шлепнуть ее пониже спины. Это интриговало.
– В Алларен, – тускло отозвался он.
– Как зовут-то?
Наконец в черных глазах появилось нечто, отдаленно напоминающее интерес.
– А тебе зачем?
– Так… Нечасто здесь такие красавчики появляются. Хоть имя буду вспоминать.
Эва вполне отдавала себе отчет в том, что уже перешла все дозволенные границы поведения добропорядочной женщины, но отступать не хотела.
– Красавчики… – парень хмыкнул и передернул плечами. А потом сказал, – меня зовут Ильверс.
– А меня – Эва.
Не дожидаясь приглашения, она плюхнулась рядом на лавку.
– Так что, в Алларен путь-дорожку держите?
– Да, – Ильверс хмуро жевал кусок жесткой конины, – иду искать вот его тетку.
И кивнул на спящего мальчугана. Эва вздохнула – и с какой стати такой молодец должен искать какую-то там тетку?
– А мать где? – хмуро спросила она.
– Мать убили дэйлор, – просто и равнодушно ответил Ильверс, – я должен его привести к тетке… в Алларене… Только вот не знаю, как ее найти.
Эва вздохнула. К сожалению, она тоже не имела ни малейшего понятия, как найти в огромном городе одну-единственную тетушку. Ильверс, считая разговор оконченным, начал будить мальчика.
К вечеру они дотащились до пригорка, с которого был виден Алларен. С неба, затянутого тускло-серой пеленой туч, сыпал мелкий холодный дождь, и башни, сложенные из белого камня, почти утыкались в серую муть.
– Ну, вот. Почти пришли, – сказал Ильверс Золюшке.
Мальчишка кивнул и, зачарованно глядя на тускло светящуюся белизну города, пробормотал:
– Красиво-то как…
Ильверс только пожал плечами: уж он-то, видавший утонченную грацию отцовского замка в Дэйлороне, никогда бы не признал неуклюже-толстые башни поистине красивыми. Затем его мысли перебрались в более практичное русло: он стал размышлять о том, где и как они заночуют – поскольку добраться до города засветло не представлялось возможным. Осмотревшись, дэйлор кивнул в сторону пролеска.
– Пойдем, Золий, надо приготовиться к ночи.
Мальчик шмыгнул носом и ничего не сказал.
Им обоим надоело ночевать в лесу, как диким зверям. Точно также им до смерти надоело брести по нескончаемой дороге, мешая жирную, блестящую грязь, и проситься на шумно проезжающие телеги с провиантом, едущие на юг. Бедняцкая одежда не прельщала воров и разбойников, ни один человек не потревожил двух путников на протяжении многих дней пути. И это было весьма кстати, потому что Ильверс нес с собой приличный запасец монет – не так, чтобы много, но на обеды в тавернах и на нехитрые припасы вполне хватало. Правда, тошно было вспоминать о том, откуда взялись эти металлические кружочки: на следующий день после налета дэйлор Ильверс тщательно обследовал пепелище, копаясь среди остывающих развалин и не брезгуя выворачивать карманы убитым. Золюшка не знал ничего этого; весь день он проплакал, сидя на коленках рядом с земляным холмиком.
И вот, когда дорога наконец уперлась в белое кольцо высоких стен Алларена, на Ильверса разом свалилась долго копимая усталость. Он вдруг почувствовал, что не в состоянии больше сделать ни шагу, и весь поход стал казаться сплошной глупостью. Почему он не бросил мальчишку еще раньше, где-нибудь посреди леса? Ведь мог же – и тогда не нужно было бы брести неведомо куда… Но каждый раз, когда подобные мысли приходили в голову дэйлор, он заставлял себя вспоминать дни собственной беспомощности. А потом брал Золюшку за руку и шел с ним дальше.
… На этот раз им несказанно повезло: случай подбросил пустующую медвежью берлогу, теплую и сухую, под корнями сосны. Ильверс влез туда первым, затем к нему под бок подобрался Золюшка, и они заснули сном без сновидений.