Еськов подумал, что пиратский крейсер похож на неправильного мамонта, злобного и опасного. Недаром англичане не верили в него, как они не верили в мамонтов.
Англичане, которым раньше принадлежал весь мир и во всякой стороне света можно было найти британца с его ромом и чайными чашками, ружьями и факториями, принимали мамонтов за слонов.
Ещё в 1611 году один англичанин привёз в Лондон из России слоновий бивень.
И трогая гладкую кость, другие англичане подозревали подделку и думали, что путешественник обманывает их.
Снова они поминали то заблудившихся слонов Ганнибала, то потоп, что носил по земле кости, будто мусор, и бумагу в пене вод.
Но путешественник клялся, что странный бивень куплен у туземцев, что являются туземцами для самих московитов, и случилось это на побережье Баренцева моря.
А один голландец и вовсе был на службе у русского царя Петра и отправился в Китай с каким-то поручением. Этот голландец вместе с казёнными бумагами и дорожной пылью принёс ворох рассказов о том, что вся Сибирь полна костей и клыков гигантских животных, похожих на слонов, да только лучше звать их как-то иначе. Говорили этому голландцу также, что в вечном льду, которым покрыта вся Сибирь, есть и мёртвые слоны, но и их лучше звать иначе — иншо-хо и торба-хо лучше звать их.
Натуралисты мало верили этим историям, но кости иншо-хо и торба-хо лежали перед ними немым укором.
Иногда натуралисты, как капитан судна, застигнутого рейдером, ещё надеялись на то, что это что-то знакомое и понятное. Но вот рейдер опускал маскировочные щиты и ревун оповещал об атаке. Картина мира не сходилась, хотя мамонтовую кость старались выдать за клыки моржа.
Но мамонт был мамонтом, как ни пиши наскоро другое название на борту пиратского судна, какой флаг на нём ни поднимай. А московиты так и звали кручёные бивни — «костью», а не «клыками».
А те туземцы, которых считали туземцами московиты (англичане звали туземцами и тех и других), и вовсе звали кость «бревном», «веткой мамонтового дерева», будто намекая на то, что великий повелитель подземного мира пустил в нём корни и родственен магическим деревьям судьбы.
А вот один пленный шведский офицер, по совместительству учёный (тогда все офицеры были своего рода географами — в силу подневольных перемещений по земле), получил в дар рисунок мохнатого гиганта. Рисунок попал в архивы, но никто, кроме шведа, не верил в существование мамонта.
Как не верили жители Галапагосских островов в крейсер, бродивший рядом.
Лоцман ушёл, но не только Конецкому предстояла встреча с пришельцами извне, но и даже Еськову.
Еськов увидел этих людей случайно.
Сперва он действительно думал, что Григорьева арестовали, прибрали, так сказать, за старые грехи. Но когда тот вернулся, розовый и гладкий, решил узнать, в чём дело.
И тут обнаружилось, что в штабе проводки Главсевморпути несколько комнат отданы пришельцам из центра и в коридоре сидит автоматчик, регулируя доступ.
Что там делал Григорьев, было непонятно, но выглядел он помолодевшим и довольным. Видимо, его знания Арктики наконец пригодились по-настоящему.
Зачем-то он повёл Еськова знакомиться со своим новым начальством.
Главный оказался стариком, обряженным в неестественно выглядящий на нём генеральский китель. Морщинистая шея торчала из его воротника так, будто бы из кителя выглядывала длинная шея петуха. Голова у старика была маленькая, да и сам он напоминал мумию — совершенно невозможно было понять, сколько ему лет.
Но Еськов уже много видел тут дальстроевского начальства, крепких хозяйственников, что стали генералами по должности, будто уральские горнозаводчики при царском режиме.
А вот заместитель главного его озадачил.
И не оттого, что он вспомнил фамилию, когда тот сухо представился, не подавая руки. Фетин, Фетин… Фамилия никакая, будто и нет её.
Но Фетина он вспомнил. У него вообще была отличная память на лица.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
История про Кёнигсберг, Фетина и Академика. То, как причудливо сочетаются судьбы разных людей, связанные одной географией, и как последовательно посетить дом и могилу незнакомого человека, самому не подозревая об этом