– Враги говорят, государь, что король вернется.
– Еще бы они этого не говорили! Без Утера и без меча они – как дети, заблудившиеся в темном лесу.
– Могу ли я спросить, владыка, почему ты не уничтожаешь его дух? Ведь тогда бы он уже не смог вернуться.
– Мне нужен Меч, а только он знает, где скрыл его.
Пока живет тело, он таит надежду в сердце и не склоняется перед моей волей. Когда оно умрет, он узнает об этом, и я воспользуюсь его отчаянием. А теперь иди.
Оставшись один, Вотан запер дверь своего покоя без окон и откинулся на широком ложе. Он закрыл глаза и принудил свой дух провалиться во мрак…
Его глаза открылись в освещенном факелами помещении из холодного камня. Он поднялся с пола и поглядел по сторонам – на пустоглазые статуи, бесцветные ковры и занавесы. Как ненавидел он это место за его бледное уподобление настоящему. В углу стоял кувшин, окруженный тремя кубками. На протяжении долгих веков, проведенных здесь, он часто наливал в один из них безвкусную красную жидкость, притворяясь, будто это вино. Все здесь было тенью, насмешкой.
Он вышел в наружную залу. Повсюду люди повскакивали на ноги от удивления и тут же попадали на колени в страхе. Не удостоив их и взглядом, он быстро прошел к возвышению, на котором стоял трон Молека.
Некоторое время он прислушивался к мольбам тех, кто прислуживал ему тут, – к просьбам вновь получить плоть и кровь, к клятвам в вечном повиновении. Некоторые он исполнил, большинство оставил без ответа. Потом покинул тронный зал и спустился по винтовой лестнице в темницы. Огромный зверь с волчьей головой низко ему поклонился: из длинной пасти вывалился язык, слюна закапала на плиты пола.
Вотан прошел мимо него к самой дальней темнице, где Утер был подвешен за руки на стене напротив решетчатой двери. Его тело лизали языки огня, опаляя, сжигая, но плоть тотчас становилась целой для того лишь, чтобы сразу же снова сгореть. Вотан погасил огонь, и Утер поник на своих цепях.
– Как поживаешь. Утер? Готов по-прежнему лгать мне?
– Я не знаю, где он, – прошептал Утер.
– Должен знать. Ты сам его отослал куда-то.
– У меня не было времени. Я просто отшвырнул его, пожелав, чтобы он исчез.
– Человек, который первым тебя увидел, говорит, что услышал, как ты назвал чье-то имя. Так чье?
– Не помню, клянусь Богом.
– Какого-нибудь друга? Кулейна?
– Может быть.
– А! Значит, не Кулейна. Хорошо! Так чье же?
Кому ты мог доверить его, Кровавый король? Викторин был у меня. Так чье же имя было на твоих губах?
– Ты никогда его не отыщешь, – сказал Утер. – И я, если бы освободился отсюда, его не найду. Я отослал Меч в сон, который не сбудется.
– Расскажи мне этот сон.
Утер улыбнулся и закрыл глаза. Вотан поднял ладонь, и вновь огонь начал пожирать Утера, вырвав у него жуткий вопль невыносимой муки. Пламя исчезло, почерневшая кожа тут же сменилась новой.
– Ты смеешься надо мной? – прошипел Вотан.
– Всегда, – ответил Утер, готовясь к следующей пытке.
– Ты убедишься, что «всегда» длится очень, очень долго, Утер. Мне надоел огонь. А тебе, наверное, приелось одиночество.
Вотан отступил к двери, на стенах темницы появились дыры, из них хлынули крысы и волной накатились на беспомощного короля, чтобы кусать и грызть его.
Вотан вышел из темницы, а в коридоре позади него эхо отвечало на агонизирующие крики.
Он поднялся в залу и увидел, что у трона его ждет начальник верных, который тотчас склонился в поклоне.
– Что тебе, Устред?
– У меня есть для тебя кое-что, владыка. Уповаю, что так я искуплю мою неудачу в Рэции.
– Для искупления нужно нечто больше, чем то, что ты можешь отыскать тут, – сказал Вотан, все еще разгневанный после допроса упрямого короля.
– Уповаю, владыка, ты увидишь, что я не преувеличил.
Устред хлопнул в ладоши, и в зал вошли двое верных, ведя между собой девушку.
– Женщина? Какой от нее толк тут? Я могу… – Вотан умолк, узнав принцессу. – Андуина? Как? – Он подошел к ней, сделав знак воинам отойти. Она молча стояла перед ним. – Что с тобой случилось, принцесса?
– Твои люди убили меня. Я жила в Каледонских горах. Они пронзили меня мечом.
– Они за это заплатят. И как заплатят!
– Я этого не хочу. Я хочу, чтобы ты отпустил меня.
Тебе я больше не нужна. Ведь в жертву принести уже некого.
– Ты в заблуждении, Андуина. Ты никогда не предназначалась для принесения в жертву. Пойдем со мной.
– Куда?
– В уединенное место, где ничего плохого тебя не ждет. – Он улыбнулся. – Совсем наоборот.
Ночью девочка закричала, и Галеад тотчас проснулся.
Встав с одеяла возле угасающего огня в очаге, он подошел к ней и взял на руки.
– Я здесь, маленькая. Не бойся.
– Муддер тод, – повторяла она снова и снова.
Жена Асты подошла к ним, кутаясь в одеяло. Встав на колени у постели, она несколько минут разговаривала с девочкой на языке, неизвестном Галеаду. Лицо девочки покрывала испарина, женщина вытерла его досуха, и Галеад уложил ее назад в постель. Она вцепилась в его тунику, глядя на него полными страха глазами.
– Фадер! Фадер!
– Я тебя не оставлю, – обещал он. – Обещаю.
Ее веки сомкнулись, и она уснула.
– Ты добр и ласков – большая редкость для воина, – сказала жена Асты, поднялась с постели, подошла к очагу, подбросила в него дров и раздула огонь. Галеад сел рядом с ней, подставляя себя разливающемуся теплу.
– Я нравлюсь детям, – сказал он. – Такое хорошее чувство!
– Меня зовут Карил.
– Галеад, – назвал он себя. – Ты давно живешь здесь?
– Я приехала из Рэции восемь лет назад, когда Аста заплатил выкуп моему отцу. Здесь хорошо, хотя мне не хватает гор. Что ты намерен сделать с девочкой?
– Сделать? Я думал оставить ее здесь, где о ней будут заботиться.
Карил улыбнулась мягкой печальной улыбкой.
– Ты сказал ей, что не оставишь ее. Она тебе поверила, и она совсем истерзалась. Ребенку не должно терпеть муки, которые перенесла она.
– Но я не смогу заботиться о ней. Я воин, и сейчас идет война.
Карил провела рукой по густым темным волосам.
В профиль ее лицо не выглядело миловидным, но в ней чувствовалась сила, придававшая ей благородную красоту.
– Ты обладаешь Зрением, правда, Галеад? – прошептала она, и у него по спине пробежала дрожь.
– Иногда, – признался он.
– Как и я. Здешние мужчины хотели присоединиться к готам, но я уговорила Асту выждать – знамения были очень странными. И вот пришел ты – человек с лицом не его собственным, но спасший сакского ребенка. Я знаю, ты за Утера. Но Асте я этого не сказала.
Знаешь почему?
– Нет.
– Потому что Аста тоже будет за Утера, прежде чем все это кончится. Он хороший человек, мой муж. А эти готы соблазнены злом. Аста созовет фиррд, когда убедится, что ты сказал правду. И сакские воины выступят против них.
– Без мечей? – сказал Галеад. – Утер ведь запретил саксам иметь оружие.
– Что такое меч? Орудие, чтобы рубить и колоть.
Мы, саксы, изобретательный народ, и наши воины научились сражаться топорами. Они выступят на помощь Кровавому королю.
– Ты думаешь, мы можем победить?
Она пожала плечами.
– Не знаю. Но ты, Галеад, ты сделаешь много… и не мечом.
– Говори прямо, Карил. Я никогда не умел отгадывать загадки.
– Возьми девочку с собой. Ты должен повстречаться с женщиной – холодной, черствой женщиной.
Она – врата.
– Врата… куда?
– В этом я больше тебе ничем помочь не могу.
Девочку зовут Лектра, но мать называла ее Лекки.
– Но где мне найти для нее приют? Ты должна знать какое-нибудь место!
– Приюти ее в своем сердце, воин. Теперь она твоя дочь: она видит в тебе отца. Муж ее матери отправился в Рэцию служить Вотану, когда та еще носила Лекки, и девочка долгие годы ждала, что он вернется к ним, что она его увидит. В ее истерзанном уме ты – он и вернулся домой, чтобы заботиться о ней. Не думаю, что она выживет, если ты ее оставишь.