Должно быть, прошло время. Не знаю, сколько. Но Ханна уже обошла стол. Она опустилась передо мной на колени.
— Уна, — сказала она, — мы были великодушны. Слишком великодушны.
— Ханна, — Кормак оттащил ее, — дай ей немного пространства.
Ханна бросила на своего брата-близнеца каменный взгляд.
— Кормак. Все, что мы когда-либо делали, это давали ей пространство. С ней нянчились всю ее жизнь, Кори. Каждую секунду этого. Ну, не более того. Я больше не позволю ей разрушать эту семью. Ты слышишь меня, Уна? Все кончено.
Я покачала головой. Почувствовала, как мой пульс участился, но оставалась сосредоточенной. Я прикусила нижнюю губу, борясь с желанием наброситься на Ханну. Мне следовало удвоить дозу этим утром. Боже, большая часть утра казалась нереальной. Как долго Ханна репетировала эту маленькую речь? Я могла чувствовать, как ее собственный пульс учащается с другого конца комнаты.
— Я в этой семье, нравится тебе это или нет, — ответила я тоном, который, как мне показалось, был довольно спокойным в данных обстоятельствах.
Губы Ханны скривились в усмешке. Пот выступил у нее на лбу, и она отступила назад. На ней было темно-фиолетовое облегающее платье с глубоким вырезом. Как я не замечала этого раньше? Между декольте Ханны свисал бирюзовый кулон, усыпанный маленькими бриллиантами.
— Он тебе не принадлежит.
Я не помню, как встала со своего стула. Но теперь я возвышалась над Ханной и сжимала кулон в кулаке. Один рывок моей руки, и я могла сорвать его с ее шеи. Глаза Ханны путешествовали все выше и выше, охватывая все мои метр восемьдесят пять.
— Он принадлежал моей матери. Папа подарил его ей.
Ханна попыталась отступить. У нее перехватило дыхание, когда я отпустила ожерелье.
— Папа? Он не был твоим папой, — сказала Ханна, ее голос сочился ядом. — И она не была твоей матерью. Проснись, Уна. Посмотри в зеркало. Ради бога, твоя мать была ростом метр пятьдесят на каблуках.
Внутри меня поднимался жар, начинаясь низко в груди и распространяясь наружу. Я закрыла глаза, боясь открыть их и увидеть тьму, которая, как я знала, назревала под ними.
— Ханна!
Даже не знаю, кто окликнул ее. Все мужчины в комнате казались кроткими и запуганными. Что бы ни должно было произойти, это было между мной и моей сестрой.
Я открыла глаза, наполовину ожидая обнаружить свои руки на горле Ханны. Однако это было не так. Я держала их по бокам, сжав кулаки.
— Тебя удочерили, Уна, — выплюнула Ханна слова.
Удочеренная.
Полагаю, имеет смысл. Это должно было поставить меня на колени или привести в ярость. Вот моя сестра, стоящая передо мной в тот день, когда я похоронила свою мать, и говорящая мне, что на самом деле она не моя мать. Я действительно почувствовала что-то вроде ярости. Но это было далеко, на острове где-то в моем сознании. Я улыбнулась. Глаза Ханны расширились.
— Верно, — продолжила она, становясь храбрее, когда выпрямила спину и сделала шаг ко мне.
Она сделала движение, чтобы сделать еще шаг, но остановилась. В конце концов, она знала, кто я такая.
— Почему ты так сильно меня ненавидишь? — спросила я, мой голос звучал отстраненно и устрашающе спокойно.
Подбородок Ханны дернулся.
— Ненавижу тебя? Ненавижу тебя? Уна, у тебя что, с головой не в порядке? Диана всегда хвасталась, что ты гений.
— Ханна, этого вполне достаточно, — Брэдли хлопнул ладонью по столу, — давай просто разберемся с этим до конца.
Ханна скрестила руки перед собой.
— Да. Давай.
Брэдли посмотрел на меня. Краска отхлынула от его лица. Кормак и Стюарт отступили почти в тень. Трусы, они оба. Брэдли открыл рот, чтобы заговорить, но Ханна была далека от завершения.
— Теперь мы с Кори контролируем все, — сказала она. — Все так, как и должно быть. Конечно, даже ты можешь понять, Уна. Мы терпели, когда дело касалось тебя, из уважения к Диане. Но теперь, когда она ушла…
— Уважения? — выстрелила я в ответ. — Уважения? Черт возьми, Ханна. Как ты думаешь, с кем ты разговариваешь? Я не раз слышала, как ты в лицо называла мою мать шлюхой. Это верно, я сказала, что она моя мать. Ты думаешь, меня волнует, родила ли она меня? Если ты спросишь, то воспитание делает меня большей папиной дочерью, чем даже тебя. Он выбрал меня. Ты и Кормак были всего лишь ловушкой, которую использовала твоя мать, чтобы заставить его жениться на ней. Ты думаешь, я не знала об этом?