hy;явлению, что это ваша добыча. Раздался скрип и бульканье нескольких глоток. Курт, подползший к самому проёму, осторожно заглянул за угол, а затем беззвучно переполз на другую сторону и махнул рукой девушке. Энни последовала его примеру, сжимая копьё в ноющих пальцах. Перебегая открытое для обзора место, она успела заметить множество чешуйчатых спин, собравшихся на одной стороне большого открытого очага, огонь которого и давал этот живой пляшущий свет. Все ящерицы были явно заняты обсуждением. Они что-то кряхтели и рычали на своём пугающем наречии, совершенно не глядя по сторонам. Оказавшись с другой стороны проёма, девушка выдохнула и поползал дальше, вслед за пленником. - Может быть вы уступите мне её за половину цены? - раздался второй голос, певучий и мелодичный. - Всё-таки я ваш постоянный клиент и впереди у нас долгое и плодотворное сотрудничество. Будет печально, если оно прервётся из-за одного неприятного недоразумения. Этот голос поразил девушку, словно молния - одинокое дерево. Она замерла и резко повернула голову назад. Этого не может быть! Неужели?! - Ты что? - зашипел Курт, хватая Энни за руку. - Быстрее! Идем! Фиалка вздрогнула и отогнала непрошеные мысли. Просто показалось. Они быстро преодолели остаток коридора и вновь оказались перед лестницей, ведущей куда-то наверх. Лестница завершалась массивной дверью, оббитой железными полосами. Тяжелый кованный замок смотрел на беглецов презрительно и насмешливо. Мужчина достал из складок своей изорванной одежды связку ключей надсмотрщицы, выбрал самый массивный и вычурный ключ и легко отпер пугающую преграду. В открывшемся помещении было темно. Даже темнее, чем в той комнатушке, где держали Курта, Солью, и куда отвели Фиалку. Из черноты выступали массивные грани мебели, рассмотреть которую издали не представлялось возможным. Курт зашел в комнату первый. Высоко поднятая свеча осветила серые каменные стены, грубо обработанное дерево массивного стола и пары кривоногих стульев. Веселые блики заплясали на грудах всевозможного хлама, подсвечников, столовых приборов, украшений и прочей самой разнообразной мелочи, сваленной в большие кучи вдоль стен. Большинство вещей были серыми, с холодным металлическим отблеском, но некоторые отливали желтизной осеннего солнца. Девушке приходилось слышать о таком металле, хотя лично увидеть даже маленький гвоздик не довелось. Тётушка Марта называла его золотом, но произносила это только шёпотом и только в темноте. В Селении говорили, что Высшие забрали всё до последней крохи и строжайше наказали найденное золото стаскивать им. Эти глупые и ненужные мысли, внезапно возникшие в голове у Энни, подействовали успокаивающе. Сразу вспомнилось тепло очага Большого Дома, куда она сбегала по вечерам из ненавистной лачуги, страшные сказки и запах топлёного молока. - Проклятый ящер! - приглушенная ругань пленника развеяла морок прошлого. Девушка подошла поближе и, прикрыв рукой глаза от слабого, но тем не менее слепящего света, всмотрелась в дальнюю стену и невольно содрогнулась. Вся стена, от самого пола до теряющегося в темноте потолка, была увешана узлами волос. Сотни тысяч узелков покрывали холодные камни плотным и пёстрым ковром. - Проклятье! - снова выругался Курт и подошел к стене вплотную. - Не найти! Фиалка поёжилась и отвела взгляд. Вокруг стояли массивные столы, заваленные бумагами, коробочками и перьями. Одна из них показалась Энни знакомой. Повинуясь какому-то внутреннему зову, она подошла ближе. Да, это была та самая коробочка, в которую Белая спрятала отрезанные фиолетовые пряди. Трясущимися от волнения и страха руками, Фиалка окинула крышечку. Её волосы были еще там, аккуратно связанные в один толстый хвост. - Сожгу здесь всё, - причитал Курт, продолжая высматривать среди тысяч узелков один единственный. - Черт с ним. Пусть лучше всё сгорит. Девушка слушала в пол уха. Она медленно вела кончиками пальцев по отрезанным волосам, раз за разом гладя их. Странная горечь наполнила горло, словно сотня малюсеньких иголок, что вонзались в плоть, вызывая невольные слёзы. - Нашла? - голос пленника раздался над самым ухом. - Давай подожгу. - Нет! - взвизгнула Энни, вцепляясь в тугой хвост и отскакивая в сторону. - Не тронь! Курт вздрогнул и принялся яростно шипеть на неё. - Не кричи, дура! - он попытался ухватить Фиалку за руку, но девушка отскочила еще дальше, прижимая моток фиолетовых волос к груди. - Нужно избавиться от них! Иначе нас отследят! Их спор был прерван резким клокочущим рыком, прокатившимся по каменным коридорам дома. Лицо Курта внезапно вытянулось и так побледнело, что стало походить на перекошенное лицо Бледной. - Тревога! - прохрипел он и, в один длинный прыжок оказавшись у стены, принялся поджигать волосяные узлы пламенем свечки. Сухие пряди моментально начали тлеть, а через пару мгновений веселые огненные язычки радостно заплясали, озаряя комнату своим танцующим светом. Пленник ухватил Фиалку под локоть и силой потащил из комнаты. Дом ожил. Стены буквально дрожали от гула множества рычащих голосов и стука когтистых лап по холодным камням. Беглецы скатились по лестнице, всё еще стараясь не шуметь, хотя получалось не очень хорошо. У них за спиной полыхал кабинет - крохотные огоньки стремительно набирали силу и превращались в бушующий и голодный поток огня. Энни продолжала сжимать копье одной рукой и прижимать к сердцу фиолетовый хвост другой. Древко её оружия глухо бряцало, то и дело задевая стены и пол. Курт вздрагивал при каждом звуке, но не говорил ни слова. В коридоре первого этажа было шумно, душно и ничего не видно - всюду стоял едкий дым. В дыму метались страшные тени, что-то стрекача и взвизгивая. Чей-то душераздирающий крик донесся откуда-то с нижнего этажа и стих, оставив после себя жуткое эхо. Беглецы замерли, вжавшись в стену. Курт потушил свечу и повернулся к девушке. По его изможденному лицу бежали крупные, величиной с орех, капли пота. - Это наш шанс! - прошептал он. - Выберемся в дыму, нас не заметят. Я знаю дорогу. Только не шуууу.... Он взвыл, словно пёс, лапу которому перешибло колесом от телеги. Потускневший от грязи и времени серебряный ошейник на его шее светился, постепенно краснея, словно от сильного жара. Девушка отшатнулась. В нос ударил запах палёной плоти. Пленник бился в агонии, пытаясь руками содрать с себя накалившийся до бела ошейник, но ничего не мог сделать. Кожа под пылающим металлом пошла волдырями и очень быстро почернела, словно сухая листва, брошенная в костёр. Вой Курта переродился в отчаянный, душераздирающий визг, и мужчина вспыхнул, словно факел, продолжая катат