- Вымойтесь хорошо. В весенней зале будет накрыт стол. Поешьте и отдохните. К закату мы двинемся дальше.
Ответом на его указания были сдержанные кивки и напряженное молчание. Даже несмолкающий Гарри держал язык за зубами.
Энни тоже не хотела разговаривать. Она просто хотела смыть с себя ту грязь, копоть и кровь, что облепили балахон, кожу, остатки волос. Ах, если бы воспоминания можно было так же легко выдрать из головы!
Пока девушка погружалась в свои мысли, эльф ушел, оставив путников наедине с чудной природой этого дома.
- Ну, - выдохнул артист, потревожив листву стен, - давайте испытаем на себе чудеса быта, который ведут наши повелители. Мало кому из смертных довелось побывать в домах эльфов.
Он скинул с себя робу, которой бы хватило на десяток платьев для девчонок поселка, и, глубоко вздохнув, потянул за свисающую лиану.
Кристально чистая вода звонко полилась из большего плетёного бурдюка прямо ему на голову. Поднялась целая туча брызг, которые не преминули окатить неосторожно замерших поблизости Мартина и Гуппера.
- Аах! - вздохнул великан, зачерпывая могучей дланью воды и разбрызгивая её на приятелей. - Холодненькая!
Гуппер ойкнул, бросил сумку и резво стянул серебристую накидку. Его примеру последовал Странник, и вскоре вся троится принялась отчаянно плескаться, весело фыркая.
Фиалка бездумно смотрела, как её спутники резвились в прибывающей воде. Они словно в момент забыли о всех злоключениях, что им пришлось перенести. Словно и Гарри, и Мартин, подобно Гупперу, потеряли память.
Странная, невообразимая горечь наполнила рот Фиалки, и она поспешила скрыться за ширмой, чтобы никто невзначай не увидел подступивших к глазам слез.
Вода и вправду оказалась прохладной. Видимо, её грело солнце, а в преддверии зимы его было немного. Впрочем, девушка быстро привыкла к прохладе. Она остервенело тёрла кожу, соскребая следы, оставленные проклятым королевством кобольдов.
Бардовые маслянистые пятна, медленно растворяющиеся в синеватой глубине, рисовали ей жуткие картины. Вот растеклось перекошенное лицо белой, с глазами полными испуга и укора. Вот в угольной черноте истлел Курт, только обретший надежду на избавление от мук.
Энни остановилась только когда из-под поломанных ногтей стала сочиться кровь.
Надавив на указанный эльфом сучек, девушка некоторое время бездумно наблюдала, как вода, медленно кружась, уносит прочь пугающие образы.
- Энни, ты там как? - из-за ширмы сквозь плеск и хохот пробился усталый голос Мартина.
Девушка вздрогнула, вырываясь из объятий бездумия, и тихо ответила:
- Нормально.
Наступила недолгая пауза, полная громогласного гогота артиста.
- Прости меня, - Мартин говорил едва слышно, но каждое слово отчетливо запечатлелось в сознании Энни.
- За что? - так же тихо спросила она, прижимая колени к груди, словно желая обратиться маленьким ёжиком.
- За то, что промедлил и не пошел за тобой сразу. За то, что не смог защитить от этих проклятых ящериц. За то, что так долго шел на выручку. За то, что втянул тебя в это чёртово путешествие.
Этот тихий, ровный голос обволакивал, словно мягкое покрывало. В него хотелось укутаться с головы до пят и никогда больше не вылазить наружу. Только от этого тепла и доброты девушка почему-то чувствовала холод. Она всё сильнее прижимала к себе коленки, желая обратиться в точку и скрыться от нахлынувшего страха.
- Знаешь, - продолжил Мартин, не дождавшись ответа, - я не думал, что это будет лёгкая прогулка, но самоуверенно считал, что справлюсь со всем, что может встретиться на пути.
Тихий смешок потонул в окружающем гомоне. Фиалка продолжала молчать, ибо не знала, что ответить. Ей казалось, что стоит произнести хоть слово - голос тут же умолкнет, исчезнет, раствориться, как картинки в грязной воде.
- А ведь это моё первое путешествие. Я покинул свой посёлок в начала Плодоносца. Проклятье, да я вообще никаких препятствий не встречал, пока до вашего Селения не добрался. Ну, гоняли меня в парочке деревень, потом привязались эти зеленые коротышки, уж не знаю, почему. Вот и уверился, что и дальше будет так легко. Одиноко, голодно, но легко.
- Ты меня не втягивал, - девушка с трудом разлепила пересохшие губы. - Я сама пошла.
- Да, конечно, - Мартин умолк на несколько мгновений.
Энни вслушивалась в его неровное дыхание за тонкой пеленой листьев. Странная, неведомая до селе грусть стянула сердце сотнями жгутов. Было мучительно сидеть вот так, свернувшись, и ждать, когда вновь раздастся его голос. Девушка страдала, но и прекращать это изматывающее ожидание не хотела. Было во всем этом что-то тёплое, приятное, волнующее, заставляющее отвлечься от заполняющих её голову мрачных дум.