— Непременно, мадемуазель, — улыбнулся, наконец, Винченцо.
— Ну, вот и славно! — воскликнул
Манцони. — А теперь отложи все свои дела, и поехали с нами сначала на Монмартр, а после сытного обеда на Елисейские поля. Ты ведь еще не взбирался на Эйфелеву башню? А стоит! Не сегодня, так завтра ее снесут.
Следующая неделя прошла в бесконечных поисках. В академии Жюлиана ему отказали, сославшись на то, что у него нет начального художественного образования. В двух частных школах изящных искусств тоже. На этот раз в одной из них был уже закончен набор, и не оказалось свободных мест, а в другую принимали лишь детей с десяти лет.
Деньги таяли на глазах. Винченцо начал жестко экономить на всем, включая еду. В какое бы кафе теперь не звал его непоседа Манцони, он вынужден был отказываться.
И в тот момент, когда Перуджио уже принял решение о возвращении домой в Деменци, случилось чудо. Наступил тот самый день, который он будет вспоминать всю свою жизнь, как самый прекрасный, самый светлый и самый впечатляющий. День, который начался с самобичеваний и щемящей жалости к самому себе, с проклятий в адрес своих невезучести и бесталанности, с желания вернуться домой. День, который закончился, казалось, триумфом, новыми впечатлениями, знакомствами, ощущениями, переполнившими его, чувствами, выплёскивавшимися через край, будто вино из бокала.
Винченцо с утра разложил на кровати вещи и собирался начать их упаковывать в дорожный баул, да все не решался. Руки не поднимались, словно что–то не пускало его, не позволяло сдаться. Он ходил по клетке комнаты, будто зверь в зоопарке, куда его однажды затащил неугомонный друг Риккардо.
Вдруг в дверь постучали. На пороге стоял сияющий лучезарной заразительной улыбкой Риккардо в новеньком с иголочки костюме из полосатого твида, в белой накрахмаленной рубашке с бабочкой. В петлице, приковывая к себе внимание, пламенела гвоздика. Руки Риккардо, явно что–то пряча, заложил за спину.
— Друг мой, Винченцо! — воскликнул Манцони. — Я не дам тебе возможности ни изобрести какую–либо причину, ни отказаться от моего предложения вообще. Отложи все свои планы, в том числе бегство в Италию, на неопределенный срок. Так как, сегодня мы празднуем… Нет. Не так. Сегодня у нас с тобой есть более важные дела.
— Какие, например? — спросил Перуджио. — Опять потащишь меня в какое–нибудь заведение? Уволь. У меня, увы, нет ни настроения, ни денег.
— Я же сказал, — наигранно возмутился Риккардо. — Сегодня я не принимаю отказов. Немедленно собирайся, покинь сию обитель скорби и окунись в пеструю развеселую жизнь Парижа. А уехать домой ты сможешь и завтра. Если, конечно, захочешь. И не говори мне об отсутствии средств. Сегодня я угощаю. Будем кутить, пока не устанем и не свалимся под стол у ногочаровательных парижских дам. И у меня к тебе будет одна просьба. Не надевай, пожалуйста, сегодня на свою талантливую голову эту безвкусную кепку, так как я купил тебе в подарок вот эту великолепную шляпу.
Манцони выпустил, наконец–то, руки из–за спины и протянул Перуджио черную фетровую шляпу с высокой тульей, широкими полями и бежевым околышем.
— Но… — начал, было, Винченцо и тут же был остановлен ликующим Риккардо.
— Ты забыл? Ни каких отказов. На все отказы с твоей стороны сегодня накладываются табу. Будь любезен поторопись прихорошиться и собраться — нас внизу уже ждет фаэтон. Даю тебе пару минут. Это все чем мы… Нет! Чем ты располагаешь. Жду тебя в экипаже.
Фаэтон свернул с улицы Гобеленов на рю Монж. Лошади шли довольно резво, не разрешая себя обогнать, уже вошедшим в моду, велосипедам.
Хоть небо и заволокло серыми низкими облаками, все же в Париже стояла теплынь. Спешащие по своим делам парижане, были легко одеты. Новая шляпа непривычно сидела на голове, заставляя волосы немного скучать по легкой кепке. Винченцо стянул с головы шляпу и укоризненно покачал головой, глядя на Риккардо, бурно и слишком громко восхищавшимся парижанками.
— Очнись, Винченцо, — восклицал Манцони. — Ты думаешь, если ты не поступил в свою школу искусств в этом году, то жизнь остановилась? Ерунда! Жизнь продолжается и она чертовски хороша. Как вот эта юная цветочница с букетиками фиалок в своей корзинке. Посмотри, как она мила и свежа. Неужели так необходимо грустить по мелочам?