Внезапно Перуджио обрел способность двигаться. Он сорвался с места и подбежал к закрывавшему двери центрального входа слуге и, испугавшись собственной догадки, спросил:
— Месье! Простите, месье! Вы не скажете мне, кто умер? Кого увез катафалк?
— Отчего же не сказать, месье. Умер метр Руссель. Прекрасный был человек. Жаль, что хоронить его некому. Наследников нет. Не женат он был. Да и наследовать–то нечего. Все имущество за долги с молотка уйдет. А человек метр Руссель был хороший. Месье! Вы куда, месье!
Но Винченцо его уже не слышал. Он бежал по улице в след удаляющемуся в последний путь учителю.
Могильщики не церемонились с выбором места для могилы. Яму вырыли в самом дальнем углу у ограды — кладбище было уже переполнено. Гроб опустили прямо в слякотную жижу на дне, затем, пыхтя и тихо переговариваясь между собой, закидали липнущей на лопаты от влаги землей.
— Вот, стало быть, так, — философски произнес, искоса поглядывая на Перуджио и притаптывая холмик грязным истоптанным башмаком, давно небритый землекоп. — Похоронили, значит. Ну, что ж! Все когда–нибудь там будем.
Он картинно перекрестился и вздохнул:
— Вы не печальтесь, месье. Это жизнь. Может, усопшему так даже лучше будет. Я ведь как это понимаю, месье. Иссох он на земле–то. Вон вчера одного хоронили, так тот тяжелый был. А этот легкий, как перышко. Иссох, значит. А вы, месье, родственник ему или кто?
— Я? — переспросил Винченцо, словно только что проснулся. — Я? Нет. Я не родственник. Я знакомый.
Он огляделся по сторонам. Оказывается, возле могилы он был единственным человеком, не считая могильщиков и дождя, который промочил его уже насквозь.
Винченцо поднял воротник, и, повернувшись, пошел прочь.
Глава четвертая. Дома хорошо
Подходя к своему дому, первым, кого увидел Винченцо, был отец. Сильвано сидел на большом ящике посреди широкого двора и что–то чертил прутиком на земле, держа его в левой руке. Винченцо ускорил шаг. Подлетев к ошеломленному отцу, он схватил его в охапку и закружил в своих объятиях точно так же, как когда–то сам Сильвано кружил его, вернувшись с работы.
— Винченцо! Сынок! Задушишь! — завопил Перуджио–старший.
— Отец! Как я рад тебя видеть! — воскликнул Винченцо, отпуская отца.
Сильвано поморщился, явно от боли, и потер правое плечо.
— Что с твоей рукой? — насторожился сын.
— Ничего страшного, сынок. Ремень на молотилке лопнул, и меня хлестнуло концом по плечу. Не волнуйся. Все уже зажило. Побаливает иногда, вот как сейчас, но терпимо. Ты лучше скажи, когда ты приехал?
— Только что, — улыбнулся Винченцо, и отошел на шаг, чтобы получше рассмотреть отца. — Ты поседел, папа. Наверное, много работаешь? Братья помогают?
— Конечно, помогают. Даже Федерико. Этот, правда, больше ворон считает, да на девчонок засматривается, но, думаю, что скоро и он возьмется за ум. Антонио, наконец–то, решил жениться.
— Да–да! Знаю. Мне Конкордия написала в письме об этом. Говорит, что невеста у него просто сказочная красавица. Я именно и постарался подгадать с приездом, чтобы успеть на свадьбу. Антонио, наверное, горд собой и светится, как лампочка Эдисона.
— Это точно. И, знаешь, что этот шельмец придумал? Хочет на нашей земле поставить пару теплиц, чтобы выращивать овощи круглый год.
— А что такое «теплица»?
— Это такое сооружение из стекла, полностью закрытое. Внутри сохраняется тепло, да и солнце прогревает внутреннюю часть. Можно, еще и печку какую–нибудь поставить. И вот тебе урожай круглый год.
— Это он сам придумал? — восхитился Винченцо.
— Нет. Прочитал в какой–то книге или в журнале.
— Не знал, что этот дикарь умеет читать, — засмеялся сын.
Сильвано, понимая, что Винченцо пошутил, отвесил ему легкую символическую пощечину, и, погрозив пальцем, произнес наигранно сурово:
— Не смей так говорить о старшем брате, балбес городской, даже в шутку.
— Хорошо, отец. Я буду шутить над ним по–другому и не в твоем присутствии. И… Папа… — Винченцо стал серьезным и немного грустным. — Прости меня. Я знаю, что разочаровал тебя. Поверь, я этого не хотел.
— Ты счастлив, Винченцо? — вдруг спросил Сильвано, глядя на сына.
— Не совсем, — чуть подумав, ответил сын. — Я думал, что у меня получится стать художником, но не вышло. Я всего лишь декоратор.