Последний документ Лувра рассказывает о безопасном возвращении шедевра в Париж шестнадцатого июня 1945 года. Именно в этот день было объявлено о вскрытии сокровищницы шахты Альтаусзее. Но как картина попала в Париж в тот же день? Не могла же она тайно быть вывезена из шахт ещё до обнаружения клада властями? Намеренно или нет, но период «жизни» мирового шедевра с 1942 по 1945 годы нигде не задокументирован и остаётся загадкой.
Позже, Лувр изменил свою версию, утверждая, что полотно «Мона Лиза», найденное в шахте, было лишь хорошей копией, выполненной ещё при жизни Леонардо да Винчи(?). Такие копии действительно существуют. Но нигде больше не упоминается о том, была ли такая копия найдена в шахте Альтаусзее.
Лувр, в свою очередь, утверждает теперь, что та копия «Моны Лизы» была среди нескольких тысяч произведений искусства, собранных в Национальном музее Восстановления, куда помещаются культурные ценности, принадлежность которых определённому владельцу невозможно установить. Якобы, именно найденная в шахте копия картины значится в списке музея под номером 265. По прошествии 5 лет, в течение которых хозяин полотна так и не был обнаружен, картина поступила в Лувр на бессрочное хранение. С 1950 года и до недавнего времени она висела возле кабинета директора музея.
Собрав все факты вместе, можно попробовать определить, что же произошло на самом деле. «Мона Лиза», безусловно, была бы ключевой целью для нацистских охотников за произведениями искусства, как для самого Гитлера, так и для «арт–злодея» номер два, Германа Геринга. Нацисты искали бы «Мону Лизу» без отдыха, с самого момента вступления их в Париж. Поскольку существуют практически идентичные копии полотна Леонардо, было бы стратегически желательно, чтобы одна из них была помещена в специально помеченный деревянный ящик с надписью «Мона Лиза», и отправлена в хранилище. Тогда как сам оригинал был бы тайно спрятан. Вероятно, что именно эту копию, маркированную «оригиналом» и захватили нацисты, отправив её в Альпы, а сам оригинал, скорее всего, никогда не покидал Париж, до своего триумфального возвращения в Лувр 16 июня 1945 года.
Это единственный способ объяснить то, что копия оригинальной картины (№ 265), висящая в административных помещениях музея, действительно была возвращена из Альтаусзее. Это также объясняет, почему «Мона Лиза» не фигурировала в документах, составленных нацистами — возможно, некоторые офицеры догадывались о том, что картина не настоящая, а другие были уверены, что это подлинник. Организация похищения копии также была бы очень умным ходом, ведь в противном случае, нацисты не остановились бы ни перед чем, чтобы найти легендарный шедевр Леонардо да Винчи.»[23]
Страсти по «Джоконде» не утихают и по сей день.
Ранним августовским утром семейство Перуджио разбудили ржание лошадей, чьи–то голоса, грохот разгружаемых с телег ящиков и грохот инструментов. Вся семья во главе с Сильвано высыпала во двор.
Сильвано Перуджио подбежал к рабочим и, размахивая руками, закричал:
— Эй! Что вы делаете у меня во дворе? Что это за ящики? Кто вы такие, наконец? Прекратите же! Прекратите немедленно!
— Сеньор! — к Сильвано подскочил шустренький руководитель и затараторил с южным акцентом, размахивая руками, словно мельничными крыльями. — Сеньор, это же дом сеньора Перуджио? Тогда мы по адресу. У нас подряд на установку оборудования. Отойдите, пожалуйста, в сторону и не мешайте моим рабочим. У нас еще сегодня в планах вернуться в Комо засветло.
— Какое оборудование? — возмущенно закричал Сильвано. — Какие рабочие? Я не давал никаких распоряжений и никаких разрешений. Немедленно прекратите! Кто вас надоумил на такое?
— Я, — от толпы сгрудившихся вокруг ящиков рабочих отделился человек в белом костюме и белой же шляпе с тростью в руках.
— Кто? — переспросил Сильвано и обмер. Господин в белом костюме был не кто иной, как его сын Винченцо.
— Я, отец, — произнес Винченцо, подходя ближе и распахивая объятия. — Я дал распоряжение и это целиком моя инициатива. Прости, что не посоветовался с тобой. Просто хотел сделать сюрприз.
— Винченцо! Мой мальчик! Это ты? — ноги перестали его держать и он начал падать на землю, но сын подхватил его и прижал к груди.
— Отец! — прошептал Винченцо. — Я так счастлив видеть тебя. Прости меня за все. Все уже позади. Все хорошо. Папа.
— Винченцо! — заплакал Сильвано. — Это ты. Я уже не надеялся тебя увидеть. Я думал, что ты никогда не вернешься.
— Сильвано! — раздался грозный окрик, направившейся к ним Клаудии. — Немедленно отпусти этого негодника или выпори его сам, пока я не взяла в руки палку. Он это заслужил.