— Можно, ваша честь? — Тот, что в очках, повернул голову к старшему. — Наши гости обычно уже не могут ничего рассказать. Никому, — добавил он, указав на Сергея. Председатель, чуть помедлив, кивнул. Красное и синее стёкла повернулись к нему.
— Это последний мужчина.
— Кто? — Сергей опешил.
— Последний мужчина. Вы не ослышались.
— А для чего…
— Узнаете после игры, — перебил его говоривший.
— Я не собираюсь с вами играть!
— Ну, тут уж мнения мерзкого человеческого никто и не спрашивает! — раздался рык. — Погасить жертвенный костёр и остаться там? — Старший ткнул перстнем в сторону двери. — Не слишком ли много для такой твари, как человек? — Глаза его налились кровью. — Или туда, — он бросил взгляд на стену, — или на его место, — стул соседа, на который присел мужчина с красным платком, вдруг задрожал. Тот, резко вскочив и сделав шаг назад, замер.
— Да гость и не против, — скрипучий голос заставил всех обернуться. — Прямо к Сергею направлялась сгорбленная старуха, неся в руках бутылку с вином. Он похолодел. — Просто ему надобно выпить розового анжуйского, его любимого, для смелости.
Сергею показалось, что суставы старухи заскрипели, когда та наклонилась к нему и, наливая бокал, прошептала:
— Проси глянуть на портрет.
— Хельма! — обомлел он. — А где?.. — и, чуть не вскрикнув, сжал протянутый бокал так, что, казалось, раздавит его.
— Осторожней! — заметив это, усмехнулся председатель. — Надо же, мучаешься, душу вывернуть у них пытаешься, чтобы понять, а им достаточно одного! Жаль, не будет карнавала, — разочарованно добавил он, явно сожалея о чём-то грандиозно задуманном на эту ночь и упущенном.
Нескольких секунд, которые ушли на пять глотков, оказалось достаточно, чтобы Сергей сообразил, что от него требуется.
— Я хочу взглянуть на портрет. Его портрет, — он хлёстко положил ладонь на стол против места соседа.
— Свободен ли? Похвальная расчётливость, — старший кивнул. — Проводи, Роберт.
Они встали. Старуха, не выпуская его руки, двигалась рядом. Когда двери зала сомкнулись, он услышал:
— Держись крепче.
В конце галереи они остановились. Там, где два часа назад висел портрет, зияла пустота.
— Ну, убедился? — Роберт повернулся к нему, и лицо его перекосила страшная гримаса. Сергей обернулся. Позади с глазами, полными отчаяния, стоял Джеймс. На руках он держал мёртвую старуху. Ту, что состарилась в этом замке.
— Держись, — снова услышал он — и вдруг свод галереи, расколовшись, обнажил по-прежнему чёрное небо. Он успел заметить, как одежда Хельмы, сорвавшись с неё, хлопком накрыла лицо Роберта, заглушив его отчаянный крик.
— Вот это и был бридж по понедельникам, — вытирая со лба пот, пробормотал Сергей. Новосёлов молча, чуть приоткрыв рот, завороженно смотрел на него.
Шёпоты со смертью
«Сойди в себя — и узришь обширные своды. Ниже оставь страх, спустись в пещеру. Ноги твои ступят на сухой песок, мягкий и жёлтый, дающий отдохновение. Здесь заглушён шаг твой. Здесь сухо и почти тепло. Капли времён срываются со сводов и падают в глубины мрака. Гулкие переходы наполнены реющим звуком: словно бьют свои удары бесчисленные маятники. Как в мастерской часовщика, нагоняют и перегоняют друг друга неисчислимые ритмы… Упруго жужжат веретёна судеб. Сердца всех в этих недрах. Сюда сбираются и звёздные токи, огустевающие в драгоценные камни. Тут-то, под пещерными сводами сердца, и воссияет Звезда Утренняя».
Первый отложил книгу.
— Безумствуем, коллега?
— Не я. Некий Флоренский.
— Но, согласитесь, и вас в последовательности сюжетной линии упрекнуть нельзя.
— Если бы я задумал план, понимая, что нужно сказать в такой последовательности, я никогда бы не приступил…
— Отчего же?
— От неверия в возможность задуманного. Такие вещи не рождаются в холодном рассудке, а попускаются порывом. Для чего-то…
— Тогда к чему наш диалог? Ищете лекарство от безумия?
— Попустительство и есть такое лекарство. В случае непринятия.
— Ну и как, приняли?
— Я уже.
— Имею в виду книгу.
— Пока не знаю.
Ветер постепенно стих, и мужчина понял, что полёт замедлился. Плотная темнота, окружавшая их до этой минуты, стала расступаться, открывая пусть не далёкую, но все-таки видимую панораму. Сергей посмотрел вперёд. Они приближались к необыкновенной красоты утёсу, необыкновенным даже в сумерках, лиловым ореолом повисшими над ним. Чуть выше дыбились зубчатые вершины-башни, покрытые снегом. Внизу, у земли, уже плыла ночь, и только с огромной высоты были видны последние лучи солнца, которые, преломляясь в хрустале вершин, падали на холмы пониже, в тепло, превращая колыхание трав в изумрудный живой ковёр.