– Хор-рник?! Хр-р! – мгновенно вскочила на ноги хрюна.
– Шучу, шучу я! – погладила ее по холке Лойка. – Нет тут, кажется, горников. Все, я пошла! Бывай, толстобокая, – хрр-хрр!
Тохи были действительно не очень большие, но отдавили всю спину, пока Лойка добралась до ночевки. Чебик, как всегда, спал, а Пуш…
– Ты опять, Пуш?! – с ходу накинулась на него девочка. – Сколько раз я тебе говорила?!
– Ой, Лойка пришла! – искренне обрадовался Пуш. – Тоху принесла, да? Люблю тоху – тоха вкусная!
– Ну-ка, отпусти его! Не мучай животное!!
– Не-е, он злой! Смотри, какой злой!
– А если бы тебя за нос? Схватить и держать, а? Ты бы добрый стал, да?
Забава продолжалась, наверное, уже давно: комар явно выбился из сил, но еще продолжал махать крыльями и упираться ногами, пытаясь вырвать хобот из лап Пуша.
– Меня-то зачем за нос? Я же не набрасываюсь! А он сзади подкрался, глупый какой!
– Ну и что? Дал бы ему в лоб хорошенько, а мучить-то зачем?!
– Я дал, а он опять прилетел, дурак! Не, он злой, я ему хобот отломаю.
– Это ты дурак, Пуш! Как же он без хобота?! Или убей сразу, или отпусти – ты же не маленький уже!
– Не маленький, – вздохнул Пуш и разжал лапы. Освобожденный комар на радостях перепутал верх с низом и чуть не врезался в тлеющий костер.
– Так-то лучше!
– Ничего, я его запомнил: если опять прилетит, ноги оторву, а хобот завяжу узлом – пусть порезвится.
– Какой же ты злой, Пуш!
– А чего он?!
– Ладно, давай тоху готовить!
– М-м-м, слюнки текут – люблю тоху. Сварим, да?
– Лучше в углях зажарим.
– Ну, давай вари-ить, Лой, дава-ай! – начал канючить Пуш. – Я бульон люблю-у-у, давай варить, Ло-ой…
– Заныл, заныл, горе мое! А кто кастрюлю потом будет чистить? Или мы ее так и понесем – закопченную?
– Ну, Ло-ой, я почищу-у кастрюлю-у, да-а… И воды принесу-у! Давай вари-ить, Ло-ой!
– Хватит скулить! – смилостивилась наконец Лойка. – Бери посуду и отправляйся! Одна лапа здесь, а остальные – там! И полную неси, не половину!
Она успела набрать дров, почистить и порезать тоху, а Пуш все не возвращался, хотя до воды было всего два-три десятка шагов. Наконец он явился: довольный, мокрый, но с полной кастрюлей. Пуш поставил кастрюлю на землю, уселся рядом и, ожидая похвалы, стал вылизывать свою мокрую шерсть.
Лойка проверила прочность палки, торчащей над костром (выдержит!), и собралась сполоснуть резаную тоху излишками воды, но едва успела отдернуть руку – из кастрюли высунулась пучеглазая шипастая голова и хлопнула пастью!
– Ой!! Чуть палец не откусил!! Ты опять?!
Она от души пнула ногой водоноса, и Пуш тут же завалился на бок, закрывая голову лапами в притворном испуге:
– Больна-а-а! Ой-е-ей, не бей меня! Ой-ей, я больше не буду!
«Больно ему – такой-то махине! – не поверила девочка. – И не почувствовал, небось, а скулит, как щенок! У, противный!»
– Опять быка принес?! Я же тебя за водой посылала!
– Ну-у, он, эта, маленький совсем… Мы его тоже сварим! С тохой – вку-усно!
– Да что в нем варить-то?! Одна голова! А если бы палец откусил?!
– Он не откусит, у него зубы ма-аленькие. Он же комаров ест, а они мя-ягкие.
– Мягкие, мягкие, а пасть – во! Два моих кулака влезут!
– Ну, Ло-о-ой, ну с то-о-охой, а? Вку-у-усно!
– Опять заныл! А живым-то зачем принес? Шутка, да? Шутка? Вот бери теперь его и разделывай! Не живьем же варить – он всю тоху в кастрюле слопает! Бери, бери, а посуду оставь!
Пуш покорно вздохнул и, расплескивая воду, стал когтем доставать рыбу. Кое-как он поддел ее за жаберную крышку и вытащил из кастрюли. Бык выглядел довольно неаппетитно и, казалось, состоял из одной огромной шипастой головы, к которой приделан маленький тонкий хвостик. Пуш жалобно посмотрел на Лойку (ему же так неудобно разделывать рыбу!), еще раз вздохнул и на трех лапах поковылял обратно к реке.
Лойка ухватила двумя палочками разварившуюся голову быка с побелевшими глазами и положила в самодельное корытце из куска коры. Вместо нее она закинула в кастрюлю выпотрошенную тушку рыбы, которая занимала гораздо меньше места, и позвала Пуша:
– Давай, ешь свою добычу, а то развалится и будет полная кастрюля костей!
– Осторожнее, Ло-ой, бульон же стекает! – облизнулся тот.
– Это у тебя слюни стекают. Освобождай быстрее посуду – сейчас будем тоху есть, она почти готова!
Услышав волшебное слово, Чебик проснулся и сел на своей подстилке, скрестив короткие ноги. Он был бодр и свеж, как будто и не спал вовсе:
– А я новую стрелялку придумал!
– Опять? Пуш и так еле таскает твои железки, а тебе все мало?
– Ты ничего не понимаешь, женщина! Тоха-то уварилась?
– Подумаешь, мужчина какой нашелся! Только и знаешь, что с железками возиться да спать!
Чебик потянул носом воздух, прислушался к бульканью в кастрюле, решил, что к раздаче успеет, и отправился в ближайшие кусты, пощелкивая самодельными застежками на штанишках. Вернулся он уже с новым аргументом:
– А кто придумал крюк для ловли быков?
– Да зачем он нужен-то, твой крюк? Вон этих быков в речке сколько!
– Это сейчас, когда воды почти нет: в луже-то любой поймает! А когда воды много? То-то! Они знаешь как крючки заглатывают? До самого хвоста!
– Нужны они, твои быки! Вон, Пуш и без крючка поймал! А толку-то: одни кости, шипы и колючки, а есть почти нечего.
Пуш замычал и выплюнул обсосанные кости:
– Ло-ой, от них же навар! А это – м-м-м!
– Навар, навар… Вот тоха – это навар!
– Да, тоха! А кто тебе копалку для тохи сделал?
– Что мне твоя копалка! Можно и без копалки – была бы тоха! Вот не возьмут тебя в Царство Небесное с твоими стрелялками – будешь знать!
– А ты!.. А тебя! – захлебнулся обидой Чебик. – Дура длинная, а-а-а!
Пуш укоризненно посмотрел на Лойку, шумно вздохнул и, потянувшись мордой, стал лизать мальчика в лицо, закрытое грязными ладошками.
Девочке стало немного стыдно.
– Ну, ладно, ладно… Развели тут… Возьмут тебя, Чебик, не переживай! Это меня… – Она и сама чуть не всхлипнула, но справилась. – Да ну вас! Чебик, кончай реветь и доставай ложки! Или по попе получишь! Буду шлепать, пока не успокоишься и не перестанешь плакать!
Вряд ли угроза подействовала, но плакать всерьез Чебик передумал и начал шустро рыться в сумках. Через некоторое время его усилия увенчались успехом: он извлек две ложки: обычную металлическую и огромную деревянную. Лойка хотела по традиции спросить, не утонет ли он в ней, но решила на сей раз промолчать – опять реву будет!
Варево было горячим и вкусным. Чтобы не смотреть, захлебываясь слюной, как Чебик и Лойка дуют на свои ложки, Пуш ушел бродить по реке. Лучше он пока погоняет быков на отмели, а потом придет и доест все, что останется, прямо из кастрюли!
Песчаники Даня ограничил извилистой линией с примыкающей к ней косой штриховкой. Сбоку к этой штриховке он протянул стрелку и подписал «Задерновано». Подумал немного и схематично изобразил чуть выше несколько елочек – лес, дескать. Потом он сделал пару шагов назад и, держа блокнот на вытянутой руке, стал сравнивать свой рисунок обрыва с тем, что видно на самом деле. «Все правильно! Ничего не забыл? А-а, еще надо масштабную линейку! Сколько же здесь до верха?»
– Иваныч, у тебя какой рост? Метр восемьдесят? Подойди к обрыву, пожалуйста, – я по тебе масштаб нарисую!
Рабочий вздохнул так, что щиток шлема запотел изнутри, и поплелся к обрыву. Даня вытянул руку с карандашом и стал прикидывать высоту обнажения.
– Не сутулься, Иваныч! Что ты такой дохлый? Ничего тебя не радует, ничем ты не интересуешься! Скучно с тобой! Посмотри, какое тут замечательное угловое несогласие: с поверхностью размыва, с базальным горизонтом! Это же, наверно, и есть граница юры и верхнего мела, которая на карте пунктиром показана! Никто ее раньше здесь не видел – мы первые!
– Угу. Мне уже можно отойти?
– Делай, что хочешь, Иваныч! Я уже все нарисовал! Давай теперь фауну поищем. В юре-то ее полно, а вот найти бы сверху какую-нибудь ракушку…