"Кони всегда в цене, - подумал Вовк. - Это теперь автомобили и тракторы вместо лошадей придумали, и когда еще наделают тех машин, и неизвестно, что из этого получится. Попробуй на тракторе со всем справиться... Ну, вспахать или посеять, еще можно забороновать поле, а как сено с луга привезти, когда там не дорога, а тропинка? И не будешь огород возле дома трактором пахать - там ему и повернуться негде ".
- Куда вам? - Спросил извозчик.
- Церковь видишь?
- К отцу Леонтию?
- Откуда знаешь?
- Так я же из соседнего села, и отец Леонтий здесь всем известен. Почтенный поп... - Извозчик смотрел как-то хитро, и Вовк понял, что знает он гораздо больше, чем говорит, и о многом догадывается. Но Петр не стал забивать себе этим голову - крестьянин для того и крестьянин, чтобы знать и молчать, и, пожалуй, именно крестьяне придумали пословицу, что слово не воробей...
И за что осуждать извозчика? За естественную осторожность? Ведь она у него врожденная, переданная в наследство предками. Века монгольского нашествия, затем крепостничество научили - лучше промолчать, даже проглотить язык, тогда выживешь. Но теперь воля, теперь все твое, крестьянское, а ты немой. Вероятно, этот дядя из тех, которые по митингам и собраниям отмалчиваются, почесывая затылки, но ничего, когда то заговорит...
И еще Петр подумал: бывает, когда на их митингах и собраниях больше всего дерут глотки пьяницы, бездельники и проныры, они пользуются неопытностью и нерешительностью настоящих хозяев, забивают им баки и даже берут вожжи в свои руки. Вот и возникают потом в селе конфликты между крикунами и массой крестьян, которые знают, как выращивать хлеб, а не провозглашать лозунги. Но, в конце концов, все должно встать на свои места, не может не стать, потому что никогда разум не отступит перед невежеством.
Вовк обошел церковь, за ней в саду краснел железной крышей каменный дом, и Петр уверенно направился туда. Перед домом стояли ульи, и человек в сетке распоряжался в них. Услышав шаги, развернулся, снял сетку, и Петр узнал отца Леонтия. Поклонился ему издалека и улыбнулся приветливо. Священник помахал рукой, указывая на скамейку у колодца, снова натянул сетку и наклонился над ульем. Вынимал соты, рассматривал их и ставил обратно, а Петр смотрел и думал: чего ты, отче, лезешь не в свои дела? Ну, задуривал бы головы прихожанам, качал мед, косил сено, а по вечерам пил водку, жил бы себе смиренно и не совал бы свой святой нос, куда не следует, - мог бы просуществовать еще несколько лет беззаботно, пока крестьяне окончательно не поймут, что бога нету, и надают тебе по шее. А так очень скоро придет к тебе милиция, отвезет в Житомир, станешь перед судом, а там уже видно будет - на сколько лет отправят тебя, святой отец, искупать грехи...
Наконец отец Леонтий поставил дымоход, снял сетку и уселся рядом с Вовком.
- Рад видеть вас, прапорщик, в хорошем здравии, - прогудел доброжелательно. - Далеко вас носило?
- Скажу, не поверите: до Парижа!
- Эва! - Воскликнул священник. - В наши - то времена!
- Был в Варшаве и самом Париже, - подтвердил Вовк, - и совсем не жалею.
- Кто же будет жалеть?- Удивился отец Леонтий. - Париж - моя мечта, и вам, считайте, повезло. Успешно съездили?
- По - всякому...
- Ладно, - не обиделся отец Леонтий, - не хотите говорить, не надо, в душу не буду лезть. Но скажите, как в Париже?
- Поразительно! - Ни на секунду не задумался Вовк. - Электрический свет и магазины! Шарман...
Священник мечтательно прищелкнул языком.
- А лягушек жрали?- Спросил вдруг неожиданно.
- Как можно?
- Можно, - сказал, - и даже нужно. Если бы я попал туда, нажрался бы всего. И хорошо, - посветлел глазами, - вы из Житомира? Лягушками не угощу, но что-то найдется... Мелания, - закричал, - и где эта проклятая женщина?
Мелания угостила их домашней колбасой в смальце, и Вовк, не кривя душой, решил: это значительно вкуснее парижских устриц, не говоря уже о лягушках. Да и кто их действительно будет есть? Вон квакают в пруду за церковью, только в поповском доме слушают и вылавливают сотнями и тысячами, но люди с голоду пухли, а лягушек не ели. А может, это и неправильно, подумал. Может, это просто сила традиции, устойчивости, наконец предрассудок, говорят, китайцы едят даже змей.
Насытившись, Вовк сказал бесцеремонно:
- Спешу, я согрешил, так велите запрягать.
- Все теперь спешат, - ответил отец Леонтий беззаботно. - И надоела уже мне эта поспешность. Пойдите в церковь, помолитесь богу, свечу поставьте. За счастливое возвращение, разве большая цена? Не ожидал я вас, прапорщик, и коня буду иметь только под вечер.