Петрик сделал полшага назад к Длугопольскому, крепко и благодарно пожал ему локоть и прошептал:
- Спасибо и никогда не забуду...
Длугопольский едва заметно кивнул, и Петрик понял, что отныне имеет настоящего сообщника.
Несмотря на великолепие встречи, Петрик все же чувствовал атамана холодноватую отчужденность и понимал причину ее. Кому хочется добровольно, даже во имя великого дела идти под начало другого и выполнять чьи-то приказы? Здесь, в Троще, сам себе хозяин и слушаются только тебя, а отныне собственноручно накладываешь на себя ярмо, да еще и можешь ожидать, что тебя прогонят...
А пошел бы он сам под руку Длугопольского, неожиданно подумал Петрик. Сразу почувствовал внутреннее сопротивление, но все же решил: пошел. Объединение необходимо, только в этом случае они составят реальную силу и будут иметь шанс поднять восстание, всколыхнуть крестьянскую массу, и ради этой священной цели можно пожертвовать собственными амбициями.
Молебен закончился, и Петрик первый направился к выходу. На это имел право: в Троще он гость, а хорошо воспитанный хозяин всегда уступает дорогу гостю.
На паперти и вокруг нее стояли вооруженные казаки, они снова заорали " слава", теперь не так дружно, однако все равно это было приятно, и Петрик, натянув офицерскую фуражку, откозырял им. Оглянулся на Длугопольского и спросил в шутку:
- А как смотрит на все это председатель сельсовета?
- Он - наш человек и сегодня, чтобы не мешать и не ставить себя и нас в неловкое положение, поехал по хуторам.
- Тогда к делу?
- Оно не терпит, - согласился Длугопольский, и в самом деле хотелось послушать, с какими именно предложениями приехал к нему этот бывший инженер - железнодорожник, ставший командующим так называемой армии. В яблоневом саду стоял длинный стол, на нем графина с квасом и стаканы, больше ничего, торжественный обед планировался после принятия соглашения. Петрик сел не в главе стола, а посреди него, указав на стул справа Костюшко. Слева занял место Михневич, а напротив них расположились Длугопольский, Грунтенко и Петр Вовк.
- Мы рады видеть такое уважаемое общество, - начал Грунтенко, - считаем этот день многообещающим и заметным в нашей национальной борьбе. - Он сплел пальцы, сильно сжал их и продолжал: - Единение всегда полезно, а в нашем положении - особенно, история нас учит этому. Мне кажется: именно сегодня имеем такой исторический день, и дай бог, чтобы я не ошибся. Большая честь принимать таких уважаемых гостей, как командующий Повстанческой Волынской армией и его ближайших помощников. - Он приподнялся и поклонился Петрику. Сказал: - Так слушаем вас, господа.
- Да, внимательно слушаем, - подтвердил Длугопольский, обиженный тем, что его отодвинули на второй план. Счел возможным объяснить: - Владимир Антонович Грунтенко занимает у нас, так сказать, должность главного идеологического проводника, а прапорщик Вовк, - кивнул на Петра, - начальник разведки. Прапорщик только что вернулся, - напыщенные нотки появились в его голосе, - из Парижа и Варшавы, где имел контакты с весьма влиятельными лицами, которые активно борются с советами. Встретился также с полковником Ступницким - надеюсь, господа, вам знакомо это имя?
- Начальник организационного отдела Центрального штаба?- Уточнил Петрик.
- Именно с ним, но об этом чуть позже. Ждем вашего слова, Панас Григорьевич.
Петрик встал. Стоял над столом, опершись на него пальцами, смотрел на красные яблоки, что обременяли дерево, и думал о вечности природы и благодатности ее плодов, о изменчивое человечество - всегда недозволенное и ищущее, о боге, который создал все это и которому они только возносили молитву. Мнение о боге предоставила ему уверенности - начал твердо, нисколько не сомневаясь в правоте своих суждений:
- Мы - часть народа, многострадального и большого, который, к сожалению, проспал свой звездный час. Наш большой Богдан поднял народ на священный бой, гетман и предал свой народ, не поверив в его силы. Он оказался слабым духом, он заключил соглашение в Переяславе, призвав на помощь старшего брата. Брат принес на Украину свои порядки, возможно, против некоторых из них и трудно отрицать, и цари накинули на нас ярмо, ликвидировали Сечь и остатки самостоятельности, закрепостили народ.
"Да, - подумал Вовк, - политика царизма действительно была позорной, и для чего вообще бросать тень на брата? А настоящим братом был тот же несчастный русский мужик ".