А Петрик продолжал:
- Извините, господа, за долгий исторический экскурс, сами все это знаете, и я смотрю сейчас на эти красные яблоки, на крышу простой деревенской церкви, на вас, мои большие собратья, на нашу прекрасную землю от Карпат до Черного моря, и что-то большое и теплое пробуждается в душе, словно летишь, как писал Тарас Григорьевич, над украинской землей и проникаешься ее просторами и величием. Пришла, наконец и на Украину революция, она повалила ненавистный царизм, и даже Ленин провозгласил равенство народов. Мы и стали свободными, мы создали свое правительство, мы ясно сказали, как хотим жить. А большевики, задурив голову народа, объявили Советскую власть, создали и на Украине советы. И украинский народ не принял ее, народ хочет, чтобы солдаты ушли с нашей земли. Наконец, всех уже не выгонишь, но пусть остаются только те, кто примет наши порядки и поклянется на верность Украине. Эту великую цель - изгнать большевиков и москалей с Украины - ставили перед собой наши выдающиеся проводники Симон Петлюра и Юрий Тютюнник. Вместе с генералом - хорунжим Тютюнником мы год назад перешли границу и пытались восстановить национальную власть на Украине. К сожалению, не получилось, где-то допустили ошибку, проиграли. Однако, и я глубоко убежден в этом, проиграли временно, у нас все впереди, и лучшее доказательство тому - наше с вами сегодняшнее собрание. С капли начинается море, а у нас, господа, не капля, а хорошо вооруженные и дисциплинированные военные отряды. Если мы придем сегодня к согласию и примем решение об объединении, Повстанческая Волынская армия значительно окрепнет, народ увидит это, потому что народ все видит и не может ошибиться, лучшие сыны его придут к нам, а с народом мы непобедимы.
Длугопольский, воспользовавшись паузой в речи Петрика, сказал громко:
- Я полностью согласен с вами, Афанасий Григорьевич, и поддерживаю вас. - Глаза у него светились так же, как у Петрика, неземным светом. - Мы - последняя надежда украинского народа, яркий факел, от которого загорелся костер восстания. Должны честно посмотреть правде в глаза и признать: наше дело смертельно опасное, впереди только смерть или победа, думаю, больше шансов погибнуть, однако с радостью иду на это, на смерть во имя народа, потому что нет большего счастья, чем умереть за свой народ!
Грунтенко прикрыл глаза веками, наблюдая за присутствующими через узкие щели, чтобы по глазах не догадались о его настоящих чувствах." Глупые идеалисты этот Петрик и тот Длугопольский, правда, нельзя не уважать их. Смелые, горячие, преданные, однако для чего это все? Ну, погибнут где-то в бою с красными, обязательно погибнут, и не останется о них даже упоминания в народе, ибо кто помнит побежденных? На побежденных плюют, их могилы перепахивают, их порочат где только можно, и, наконец, это правильно. Ибо победитель - сильнее, а право сильного всегда двигало миром, слабые исчезали, иногда не оставив даже следа. Где те половцы или печенеги? Пришли монголы и стерли их с лица земли. А затем победили и монголов - где эта великая нация, что подмяла под себя полземли? Так будет и с Украиной, - признал с болью в сердце, - потому что ее победили, и еще цари накинули на нее прочную уздечку. Итак, надо бежать - и бежать не мешкая, при самом удобном случае".
Грунтенко поерзал на стуле и сказал, глядя на Петрика улыбкой:
- Мне приятно слышать такие проницательные и близкие моему сердцу слова. Мы все, господа, призваны возвеличить свой народ, разбить на нем кандалы, вывести Украину на широкие европейские просторы как самостоятельное государство. Но я хотел бы услышать от вас, Афанасий Григорьевич, какие конкретные шаги собираетесь предпринять, какую дадите программу народу и к чему будете призывать его?
И снова Петрик посмотрел на созревающие яблоки, облизал пересохшие от волнения губы и как-то просительно посмотрел на Костюшко.
- О программе лучше скажет начальник штаба, - пояснил, - уважаемый Лукаш Емельянович. Он долгое время был сельским старостой, сам земледелец и знает, что нужно крестьянам. Скажите слово, сударь, - похлопал его по плечу.
Костюшко встал, постоял молча с минуту - коренастый, седоусый, человек, который знает себе цену. Был одет в дорогой чесучовый пиджак и полосатую рубашку с расстегнутой верхней пуговицей. Седые волосы кудрились на ветру, он пригладил их ладонью и сказал густым голосом:
- Вот что скажу. Землю разделим всем поровну. Так справедливо. А зачем?Земля существует для того, чтобы родить, а для этого к ней руки надо приложить. - Рубанул в воздухе ладонью, действительно мозолистой, привыкшей к работе. - Я и сам работал, не ленился, и других заставлял. Тогда земля благодарила урожаем. Теперь, говорю, наделили всем ровно. Однако есть лентяи, а есть и трудолюбивые. Лентяй землю не заставит родить, он ее потеряет, но никогда не признается в этом. Все у него будут виноваты, а первые настоящие хозяева. Ибо их поле - рядом и почему-то колосится пшеницей, и сосед живет хорошо. Зависть разбраняет лентяю душу, и пойдет он снова на того соседа - делать революцию и вычитать, потому что всегда легче отнимать, чем самому пахать. Вот я и говорю: несправедливо, когда землю всем поровну. Ты дай мне возможность у того бездельника и повесы землю забрать - конечно, я заплачу за нее, но он эти деньги непременно пропьет. И придет ко мне. И поклонится. А я его теперь заставлю на той же земле работать, теперь он никуда не денется, иначе с голоду сдохнет, а он женщиной и детьми успел обзавестись, их также кормить надо - вот и гни своего, чтобы земля родила. И родит, это я вам говорю точно. А для государства важно, чтобы родила. Хлеб одинаково государству останется, а она, наша Украина, хлебом богата и другим странам будет его продавать. Вот и получается такая субстанция: всем хорошо, государству хорошо, ее руководителям хорошо и крестьянам хорошо. Ну, босоте, может, не совсем, однако кто же виноват? Даже большевики говорят: кто не работает, тот не ест. Правильно болтают?