Яковлев снова посмотрел на себя пронзительно: так он смотрел на жалких провинциалов, хотя совсем ничего не понимает в их сахарной промышленности. Однако кто и в чем теперь понимается? Поставили различных красных директоров, деповских слесарей бросили, говорят, даже в государственный банк, а тот слесарь соображает в банковском деле? Или к ним директором треста посадили товарища Каца, был часовым мастером, затем служил в каком-то особом отделе, и этого оказалось достаточно, чтобы занять руководящую должность.
Волна ярости всегда поднималась у Яковлева, когда вспоминал о Каце. Везде евреи, думал с ненавистью, куда ни глянь - еврей, дорвались до революции, поняли, что на мутной волне можно выплыть, и держатся на поверхности. И еще один за одного держатся: там, где Кац, непременно и Рабинович с каким-то Каганом. Жизни от которых нет...
И не будет, понял ясно и четко, так как красные провозгласили дружбу народов, все, мол, равны, какой-то чучмек с Кавказа или Туркестана и он - белая кость, офицер, хоть и бывший, Алексей Яковлев!
Наконец, плевать на евреев, пусть существуют. Умные среди них давно уже поняли, что к чему: сами живут и дают жить другим, это тебе не деповской слесарь, который изображает из себя черт знает кого, а дальше своего плохого красного носа ничего не видит. Хорошо, у него хоть есть перспектива, он хоть знает, для чего живет, и уверен: скоро наступит конец большевистскому произволу, в тартарары полетят Кацы и другие красные начальники, и станет он, Алексей Яковлев, директором сахартреста. Нет, вероятно, не станет, не пойдет туда, не его это стихия. Он займет министерство культуры или искусства. Наконец, не так уж важно, как оно будет называться. Главное - станет министром или товарищем министра, в крайнем случае - директором театра - вот будет завидовать Ляля Подвойская и все ее подруги, а он, высокий, красивый, с прищуренными глазами, холодно посмотрит на них и заставит ждать в приемной.
Нет, Ляля не заставит, подумал. Ляля устроит истерику, грандиозный скандал, ей характера не занимать, и режиссеры боятся ее.
Но это режиссеры, а он займет министерство...
Все равно, решил, он позаботится о Ляле, потому что сейчас она не бросила его. Алексей, правда, знал, почему именно Ляля Подвойская все еще благосклонно относилась к его ухаживаниям. Потому что завелись деньги! Раньше не было денег, но от него зависело, получит она хорошую роль. Затем Ляля спала с режиссером Гриншпун и даже не смотрела в Алексея сторону. Однако Гриншпун прогнали за бездарность, а в это время у Алексея появились деньги, Павловский передал ему немалую сумму за полученный Единевский мобилизационный план Киевского военного округа. Две трети суммы Алексей оставил себе, хотя должен был поступить наоборот, однако кто узнает! Богдан Юлианович не имеет прямых контактов с Единевским вообще о его существовании известно только Жоре Швайковскому, именно он свел их с Единевским, да и самому Жоре неизвестно, что информация Единевского высоко оплачивается.
Вот и сегодня...
Алексей вытащил из внутреннего кармана пиджака бумажник, пересчитал деньги. Жора будет доволен: сегодня он приглашен на ужин в " Континенталь " - фешенебельный киевский ресторан. Жора, конечно, напьется и попытается ухаживать за Лялей, и пусть - Ляля для него слишком лакомый кусочек. Однако, пока Жора трезвый, надо будет отвести его в туалет и договориться, чтобы на той неделе с инструкциями Единевскому пошел на Байковое кладбище и положил в тайник пакет.
Яковлев снова довольно улыбнулся своему отражению в зеркале. Да он не только элегантный и красивый, но и умный. Это ему пришло в голову оборудовать в мраморном склепе генерала Бонифация Горлова обычный тайник, в который Единевский прятал свои пакеты, а Жора Швайковский забирал их. Вот и сегодня в туалете ресторана " Континенталь " Жора передаст ему пакет с военной информацией, просмотрев которую, Богдан Юлианович Павловский только поцокает языком.