Выбрать главу

   Нет, уже не поцокает, сгорел уважаемый Богдан Юлианович, а жаль. Умный был мужик, знал, чего стоит информация Единевского, и не скупился. Вчера посетила Яковлева на работу какая-то незнакомая женщина, Алексей думал - из какого-то провинциального сахарного завода, а она назвала пароль от Богдана Юлиановича и сообщила: во-первых, Павловский смертельно больной, во-вторых, гепеушники установили за его домом надзор. Теперь контакты только с ней, а зовут ее Варвара Владимировна Виноградова, и явка переносится с Голосеево на улицу Львовскую, сорок два, квартира двенадцать.

   Известие о том, что чекисты вышли на Павловского, встревожило Яковлева: он дважды был у Богдана Юлиановича, и его могли там заметить. Однако Варвара Владимировна успокоила: другие киевские конспиративные квартиры чистые, а это свидетельствует о том, что Павловский попал в поле зрения ГПУ случайно, возможно, кто-то узнал его и донес чекистам. По крайней мере, сейчас оснований для волнений нет - наоборот, надо усилить работу с молодежью, приобщить к Центру действия студенчество и начать создание военных отрядов. Потому что не за горами то время, когда Совдепия поколеблется, и их святая обязанность - сначала подтолкнуть ее в тартарары, а потом не упустить момент и взять у большевиков власть.

   " О-о, власть, - подумал Яковлев, - какой сладкий вкус она имеет! И как с малой, посредственностью человека за один день делает выдающуюся, мудрую и даже гениальную фигуру! Интересно, что даже люди, которые точно знают истинную стоимость такого взятия, впоследствии и сами начинают верить в то призрачную гениальность. Не говоря уже о самом вознесшем лице... Слыша ежедневные панегирики, она быстро, даже очень быстро уже чувствует свой вес и неповторимость, убеждена, что без нее невозможен прогресс и даже само существование общества, благосклонно принимает все новые и новые лесть и дифирамбы, ордена и чины. Что же, - подумал также, - и я бы не отказался от орденов и чинов, и позабочусь, чтобы дождаться их ".

   Яковлев посмотрел на часы и заторопился: Ляля через десять минут будет ждать возле театра на Фундуклеевской. Правда, вряд ли будет точной, но он никогда не опаздывает и гордится этим. Недаром говорят: точность - это вежливость королей. Ну, королем ему, вероятно, никогда не стать, но никто не знает, на какую высоту вознесет его житейское волна.

   От Пироговской в театр раз десять минут, и Алеша не опоздал. Ляля задержалась лишь минут на пять - выскользнула из служебного хода, и Яковлев расцвел от удовольствия: высокая, немного похожая на цыганку, глаза, как звезды, золотые висюльки в ушах и ярко подведенные чувственные губы. Точеная шея, высокие, но не очень полной грудью, стройные длинные ножки в черных лакированных туфлях - и где только Ляля берет деньги на все это? Яковлев догадывался, что не только у него, но что он мог сделать? Такую женщину, как Ляля Подвойская, в нынешних условиях только одному человеку удержать невозможно, она была бы по карману толстому нэпману, однако от нэпмана не зависит распределение ролей в театре...

   Подумав такое, Алексей понял, что и здесь он ошибся. Наконец, тучный нэпман может подкармливать того же режиссера Гриншпун и ставить ему условия - поистине непостижимый человеческий муравейник и человеческие взаимоотношения в этом мире.

   У " Континенталь " топтался Швайковский. Длинный, худой, с длинным носом и длинными, почти до колен руками, он был весь какой-то выглаженный и напомнил Яковлеву худого и длинноногого борзого, тем более, что Швайковский время от времени шмыгал носом, словно принюхиваясь.

   Жора, увидев их, улыбнулся и даже попытался шаркнуть перед Лялей ногой, но вылощенный донжуан из него явно не получился. Жора смутился, спрятал длинные ноги за спину и направился за Яковлевым в чисто вымытые зеркальные двери, в которых стоял бородатый швейцар с золотыми галунами.

   Боже мой, подумал сокрушенно Яковлев, отшумела революция и гражданская война с их жестокостью, вот здесь, совсем рядом, в скверике, расстреливали комиссаров в кожаных, затем комиссары - золотопогонников, а зачем? Все вернулось на круги своя, и наступит время, когда он с Лялей будет подъезжать к "Континенталь" на шикарном автомобиле, и швейцар будет выбегать на мостовую, чтобы открыть им дверь.

   Швейцар и сейчас открыл им дверь уважительно, и зал встретил их электрическим светом, музыкой и заманчивым запахом поджаренного мяса.

   Они расположились за удобным столиком в углу, заказ принимал официант в черном сюртуке с бабочкой на крахмальной рубашке, но меню было написано каллиграфическим почерком только на двух листах не совсем белой бумаги, шампанского не было, и Ляля презрительно сморщила своей точеный носик. Однако Алексей не обратил на ее выходки внимания: благодари бога, что более - менее приличная крымская мадера и красное вино типа бургундского, а они с Швайковским не возражают против обычной водки, если под нее найдутся селедочка и маринованные грибочки. Грибочки нашлись, кроме того, официант принес тонко нарезанную ветчину и настоящие шпроты, шпрот Яковлевне не видел уже черт знает сколько, да и стоят, наверное, черт знает сколько - упоминание о ресторанной дороговизне пырнула Алексея в сердце, и лишь на мгновение: последние года научили жить одним днем и ценить именно этот день, потому что завтрашнего могло и не быть. Правда, именно сейчас открылись какие-то перспективы, появился какая то твердая почва под ногами - за это можно и выпить...