- Знакомый?
- Мой - относительно. Алексей Яковлев.
- А - а... Ему нравятся рестораны. - Наталья даже не пошевелилась, сидела, опершись подбородком на сплетенные пальцы.
- С ним красивая женщина... - вырвалось у Олега Даниловича.
Но Наталья восприняла это сообщение все равно:
- Алексей водился только с красивыми.
- Вкус у него неплохой, - одобрил Олег Данилович. Только теперь Наталья оглянулась.
- Она действительно красивая, - сказала она. - Эффектная женщина и умеет подать себя.
- Красивая все же ты, - убедительно сказал Олег Данилович, - потому красивее вообще не может быть.
- Льстец...
Олег Данилович долил в бокалы густой и действительно вкусной ( " еще с довоенных запасов", как рекламировали ее в " Континентале " ) мадеры.
Сегодня они решили пошиковать. Бутылка мадеры, кофе и полдюжины пирожных значительной степени подорвали их бюджет, и все же Олег Данилович решился на это: вчера в губисполкома объявили приказ за подписью председателя, в котором было сказано, что " заведующему гаражом тов. Яновского Олегу Даниловичу объявляется благодарность с вручением денежной премии ". Премии Олег Данилович, правда, еще не получил, предвидя будущие блага, предложил отправиться в " Континенталь ". Наталья, смеясь, заявила, что он, хотя и скромный советский служащий, все же не может избавиться от полковничьих привычек. Однако Олег Данилович довольно аргументированно доказал ей: что - что, а такой опыт пролетариат овладевает быстро - чтобы были деньги... Да и вообще, разве рестораны только для нэпманов?
Наталья долго, по мнению Олега Даниловича, слишком долго решала, что ей надеть. Для него это не составляло труда, потому что имел только один выходной костюм и три рубашки, галстуков, правда, было несколько, но знал, что Натали нравится бордовая в белый горошек - ее и связал.
А Наталья вытащила два платья, затем повесила их обратно в шкаф и примеряла белую шелковую кофту и темно - синюю юбку.
Олег Данилович захлопал в ладоши и заявил, что белая кофта ей подходит больше, а Наталья только взглянула на него отрешенно - оказалось, к темно -синей юбке нет туфель. Наконец, остановились на сером с какими-то причудливыми цветами платье, к ней подходила ряд искусственного жемчуга - это и решило дело. Вот и сейчас Наталья принимала на груди, как четки, жемчужины в ожерелье, а Олег Данилович любовался ее аккуратно подстриженными и ухоженными ногтями. Свои руки он прятал: хоть сегодня после работы и мыл щеткой, все же довести ногти до идеального состояния не смог.
Наталья увидела его нехитрый маневр и заметила:
- Декабристы работали в сибирских рудниках и не стеснялись своих мозолей.
- Если бы я был хоть немного похож на декабристов! Они сознательно шли на смерть ради идеалов...
- А ты подумай, дорогой: иногда насмерть легче уйти, зная, что на тебя смотрят сотни глаз, чем обречь себя на грязную черную работу.
- Толстой пахал землю и не стеснялся этого, прав.
- Толстой был один на всю Россию. Толстой мог совершить все, кроме подлости. Можно быть неправым, но честным перед собой. - Наталья допила мадеру, съела пирожное, аккуратно вытерла подведенные для "Континенталь" губы и заявила: - Знаешь, мне почему-то расхотелось сидеть здесь. Пойдем в парк?
- С огромным удовольствием, - не раздумывая отозвался Олег Данилович, так как и ему воздух теперь казался душным.
32
Утром Фрося сбегала на базар, потом копалась на грядках. Сергей сегодня дома не обедал, были полковые учения, и Фрося, перекусив наскоро, прилегла на диван. Не заметила, как задремала. Легкий сон сморил ее. Вроде спала, а может, и не спала, приснился ей светлый день на лесной поляне между берез, осень уже позолотила листья, и это золото сияло на фоне синего, темноватого, но все еще прозрачного неба.
Фрося лежала навзничь в траве. На поляне, хотя уже началась осень, цвели синие колокольчики и большие ромашки, колокольчики звенели какую-то золотисто - голубую мелодию, Фрося почему-то не слышала, а видела эту мелодию, точно такие, как золотистые березовые листья в бесконечном небесном пространстве. Мелодию вдруг подхватила Фрося и понесла над лесом: она наверняка знала, что сделалась невесомой и летит, и это наполнило ее еще неведомым блаженством - впервые в жизни увидела мир с высоты птичьего полета.
Фроси захотелось петь, она знала, какую песню должна петь, слова помнила и повторяла их - "я бы землю покинула и в небо взлетала..." - и мелодию забыла, точнее, все вокруг заглушила музыка синих колокольчиков - торжественная и величественная.