Села на нижнюю ступеньку лестницы и заплакала, выпустив свечу. И едва не угасла, только в последний момент Фрося вспомнила, что не имеет спичек и подхватила ее - осталась бы еще и в темноте, но все равно свечи надолго не хватит...
Фрося посмотрела глазами вокруг, ища выхода. Однако какой выход? Отец, конечно, не оставит ее здесь надолго, но вернется, когда Сергея уже не будет, когда ей не будет выбора - надеется, что дочь смирится, а она не смирится. Никогда, ни при каких обстоятельствах, разве можно смириться со смертью любимого?
Как страшна жизнь: она знает, что ее Сергей едет сейчас навстречу смерти, и ничего не может совершить...
И снова Фрося заплакала. Размазывала слезы ладонью по щекам, всхлипывала, и горе ломали ей грудь.
И почему она такая дура? Почему доверилась отцу? Но какой он жестокий и коварный! Ее отец, а она так его любила...
Слезы на щеках высохли, Фрося смотрела на мерцающее пламя свечи, которую прилепила к полке, и думала: дунуть - и погаснет, и окажется она в полной темноте, и будет ей ужасную и тоскливо, но и Сергей теперь раз видит свет: прозвучит выстрел, закроет глаза, упадет с лошади. И никогда ей больше не заглянуть в его зеленые глаза, ибо они мертвыми. Она бы пошла на край света, чтобы получить для него живой воды, а может, и в самом деле такая вода где-то журчит?..
... Иван Иванович выскочил из калитки, когда на улице уже появились всадники. Варивода на вороном жеребце и еще двое с карабинами. Они вели серую оседланную кобылку, и Иван Иванович, кряхтя, залез на нее. Чувствовал еще силу и упругость в теле, мог бы вскочить едва коснувшись ногой стремени, но пусть лучше знают, какой он старый и немощный, однако преданный новой власти, ведет красную конницу против атамана и, наконец, не его вина, если эта конница найдет бандитскую засаду. Осторожнее надо быть, во всем виноват комполка, скакали неосмотрительно, вот бандиты ее постреляли их. А ему чудом удалось спастись, возможно, еще кто-то спасется, ведь не весь эскадрон истребит Длугопольский, кто то сбежит, и хорошо - будет лишний свидетель его Тимченкового, героического подвига... Они догнали эскадрон уже на выезде из города. Иван Иванович держался рядом с Вариводой, ему не хотелось отпускать его от себя. Конечно, зять и сам хорошо знал дорогу к Иванополю, а уже там мог расспросить людей о пути на хутор Боричев, однако Ивану Ивановичу удалось доказать, что на все это придется тратить время, а он проведет эскадрон через лес известным ему проселком: красноармейцы смогут незаметно окружить хутор и ударить по бандитам неожиданно.
Логика в этом была, и Варивода согласился: смотрел на Ивана Ивановича приветливо - оказывается, тесть хороший человек и совсем свой, а он почему-то чувствовал к нему подсознательную неприязнь...
Эскадрон шел легкой рысью, поднимая за собой облако пыли, и вдруг Иван Иванович представил, что за ним не бойцы с красными звездами на фуражках, а свои с трезубцами, и впереди гордится ветром родной желто - голубой флаг. И вдалеке вокруг убраны уже поля - его Украине, он хозяин! Большая необозримая земля, райская земля, хлебная земля, богатая и благодатная. И люди живут на ней степенные и богатые, такие, как он, а босота с красными звездами, гарцует позади, изменила сабли на орала и ходит заплугом по его полю - пусть ходит, пусть работает, испокон веков так было: один господин, а остальные - быдло...
И если бы не Фрося!
Упоминание о Фросе огорчила Ивана Ивановича - сидит в темном погребе, ведь, плачет, и пусть поплачет, пусть выплачет глупость из головы, может, немного поумнеет.
Говорит: любимый!
Насмотрелись любви этих раев в шалашах, поплачет и перестанет, он как рвалось у нее сердце, когда родила мертвого ребенка, а забыла, успокоилась, пережила...
Лишь бы не подвел Длугопольский...
Однако все рассчитано и выверено, погрешность исключается, и на этот раз он отыграется...
Иван Иванович покосился на Вариводу. Идет впереди своих красных конников и не знает, что это - последний путь. Улыбается, раскрасневшийся от свежего воздуха, пожалуй, представляет, как окружает хутор и уничтожает бандитов, как рубит их твоей острой саблей, как кладет направо ее налево, как собственноручно прокладывает путь к мировой революции. Но никогда по увидеть тебе не только той революции, не увидеть тебе даже Фроси, и не знаешь, что твоя любимая и преданная жена поплачет - поплачет и найдет себе другого, не менее любимого, но теперь уже он, отец, позаботится, чтобы комиссаровым духом от нее не пахло.