- Не приживется. И не надо, чтобы приживалось. Это мы продемонстрируем сегодня в Краснополье. Дисциплина дисциплиной, и приказы заставим выполнять. Но кто запретит казаку выплеснуть свой гнев, когда встретится с красным?
- Вешать! - Потемнел Длугопольский. - Рубить саблями и стрелять...
- Можно еще четвертовать, топить, варить живьем и использовать такие экзотические методы казни, как насаждение на кол...
- Я бы всех большевиков развесил на виселицах, - мрачно усмехнулся Длугопольский. - Пусть качаются!- Это вы сделаете после нашей победы. Однако сейчас нельзя злоупотреблять жестокостью: это оттолкнет от нас население.
- Не понимаю: хотите, чтобы миловал врагов? Ведь не возражаете, что красные - враги?
- Есть разница между врагами и теми, кто ошибается. Честно говоря, мне самому трудно определить грань между ними, и в душе я за ваши методы, сударь, но холодный разум останавливает... На данном этапе, как говорят товарищи, должны заигрывать с крестьянами, особенно с теми, кто колеблется, то есть с середняками. Если середняк поверит в нас, большевикам отнюдь не удержаться.
- Огнем! - Вдруг взорвался Длугопольский. - Это Сенкевич когда-то написал "Огнем и мечом", так и сейчас - огнем и мечом, наказывать и стрелять, кстати, во все периоды истории власть заливала кровью народные силы.
- Власть - это существенное уточнение... - Глаза Грунтенка сузились. - А мы пока, Николай Константинович, этой власти не имеем и только стремимся к ней, боремся. Поэтому и тактика наша должна стать более гибкой.
Отряд отправился днем лесными дорогами - в Краснополье сумели добраться в сумерках.
Ехали верхом, немного отдохнувшие, настроение у ребят было боевое - кто-то затянул маршевую песню, но Длугопольский запретил. Несмотря на то, что за пятьдесят верст по сторонам не было силы, которая могла бы останавливать отряд, атаман чувствовал какую-то неуверенность или страх, какого червя в груди, хотя сам себе не признавался в этом...
В Краснополье подъехали, как и хотели, в сумерках: остановились почти вплотную к бедным домам окрестности. Окон светилось не так уж много, городок жил по сельским законам, когда рано ложатся и рано утром встают, и, наконец, от села Краснополье отличалось бы центром с тремя двухэтажными домами - в одном расположились магазин и аптека, второй построил, чтобы удовлетворить собственные амбиции, купец третьей гильдии Себесевич, в третьем когда-то было какое-то земское учреждение, а теперь домик переоборудовали в больницу, чем очень гордился председатель местного исполкома.
Длугопольский был наслышан о краснопольском руководителе: поговаривали, что когда-то в город ворвался сам атаман Орлик, произошло это, кажется, прошлой осенью, то председатель успел организовать самооборону, с несколькими красными активистами вскарабкался на церковную колокольню и отбивался из пулемета, пока не подоспела помощь.
" Ушлая голова, и его следовало бы сломать ", - зло подумал Длугопольский и подозвал Шмеля.- Возьми, Никита, двух парней, - приказал, - проскочи к центру, глянь, все ли спокойно. Только осторожно, прошу тебя, чтобы не спугнуть, чтобы нагрянули мы неожиданно, председатель здесь, говорят, очень умный, пулемет имеет и может на нем поиграть. А вы за церковью желтый забор увидите и в той усадьбе хозяина потревожите. Скажите, Семена Калистратовича атаман просит - с ним сюда.
- Чтобы он нам всех красных товарищей на ладони преподнес, - обрадовался Шмель. - Правильно рассуждаешь, атаман, сначала действительно осторожно, а потом можно и пошуметь.
- Можно... - махнул рукой Длугопольский и оглянулся на Грунтенка: мол, яркая иллюстрация к нашему спору - попробуй удержать ребят, когда у них против красных руки чешутся...
По дороге в церковь Шмель встретил нескольких мужчин - они уважительно отступали к заборам, один даже стащил с головы фуражку, видно, принял Никиту за какое-то начальство, и Шмель в ответ ухмыльнулся и приложил два пальца к козырьку, как и положено уездному комиссару.
Желтый забор они увидели издалека - Никита подал знак ребятам не слезать с лошадей, сам юркнул в калитку и едва не налетел на мужчину в нижней рубашке и галошах на босу ногу.
- Семен Калистратович? - Поинтересовался Шмель. Даже в сумерках он заметил испуг на лице хозяина - ведь, тот действительно принял его за какого-то уездного комиссара - и поспешил успокоить: - Не беспокойтесь, Семен Калистратович, мы от атамана Длугопольского.
Хозяин поморгал глазами для видимости, не сразу понял, что за человек стоит перед ним, наконец мелко перекрестился:
- Слава тебе, господи, - прошептал, - а я уже думал: по мою душу...