Но верит ли он сам?
Признал: сомнения мучают и его самого. Когда имел возможность устроиться как-то по - другому, наверное, отрекся бы от этого опасного образа жизни, потому что шансов выжить у них мало. А если честно, то без зарубежной помощи ни одного. Чтобы продержаться хоть лето и осень, до морозов, а там конец. Вот вернется прапорщик Вовк, доложит, что делается в Варшаве, тогда, учитывая все обстоятельства, и надо принимать решение. Возможно, с оружием пробиваться через границу. Но в Польше без денег ты песчинка, попрошайка, никто даже не взглянет на тебя. Итак, пока есть возможность, следует позаботиться не только о будущей Украине, но и о себе, и хотя бы то, что своя рубашка ближе к телу. Наконец, чего он так заботится о будущем Украины? Украина без большевиков и совдепов? По крайней мере, перед самим собой лицемерить негоже потому, что теперь у него нет каких-либо перспектив, если же власть возьмет Петлюра или Тютюнник, быть ему минимум полковником. Или откроет свою частную клинику в Киеве и будет загребать деньги лопатой...
Однако, обнаружив гибкость, ум и деловую ловкость, можно неплохо устроиться и в Польше. Чтобы золото!
Только мысль об этом улучшила Грунтенко настроение. Уже немного имеет, никто не знает, даже Длугопольский, тот увлечен идеей восстания на Волыни, что же, атаману следует поддакивать и направлять его энергию в нужное русло. Время их рассудит...
Углубившись в свои мысли, Грунтенко не заметил мужчину в вышиванке и мешковатом пиджаке, который протиснулся сквозь толпу и с интересом наблюдал, как казаки готовятся к экзекуции. Поставили на свободном месте длинную скамейку, откуда то появились сплетенные из сыромятной кожи плети. Первым подтолкнули к скамейке мужчину в белье, видимо, потому, что раздели раньше: задрал рубашку, спустил сподни, да и только...
Мужчина лег сам, ему хотели связать руки под лавкой, но он не дался. Мрачно сверкнул глазами и пообещал:
- Не бойтесь, выдержу!
Шмель удивился:
- Выдержишь, говоришь? Ну, терпи, сам напросился, красный агитатор... Мы с тебя сейчас все предательские мысли выбьем, потому вши у тебя тут... - опоясал кнутом ниже пояса, оставив кровавый след, и человек даже не вскрикнул.
- Сильный, - одобрил второй казак, - выдержит... - Он огрел также с оттяжкой. - Только два, - начал считать, - а впереди...
Грунтенко повернулся к ним спиной. Не потому, что человеческие страдания тревожили его - насмотрелся всего... Просто стало скучно: ну, распишут кровавый узором спину еще одного большевистского подпевалы, ну, не выдержит кто-то, покричит и покрутиться под плетьми - все было и все надоело... К тому же почувствовал голод: видимо, где-то уже приготовили ужин... Оглянулся, ища атамана, и тут ему на глаза попался человек в вышиванке. Что за тип и зачем вертится под ногами? Хотел уже приказать казакам, чтобы оттолкнули наглеца к человеческой толпе, но тот снял помятую фуражку, поклонился и сказал приглушенно:
- Не мог бы уважаемый господин выслушать меня? Очень важное дело... У всех важные дела, - раздраженно подумал Грунтенко. - Наверное, хочет сообщить о еще одном красном...
И все же шагнул к мужику.
- Глубокоуважаемый господин не узнал меня?- Мужчина предупредительно заглянул Грунтенко в глаза.
- К сожалению...
- А мы вместе в прошлом году переходили границу с генерал - хорунжим Тютюнником...
Грунтенко внимательно посмотрел на незнакомца.
- Под рукой у хорунжего был целый корпус... - пожал плечами.
- В Корце нас познакомил Афанасий Григорьевич. Господин Петрик, если помните?
Смутное воспоминание шевельнулось у Грунтенко. Их полк стоял на окраине Корец за монастырем, выпало свободное время, и он с Длугопольским решили прогуляться до центральной площади. Там возле ресторана встретились с группой гражданских пьяных, кто-то познакомил их. Оказалось, двое из гражданских - члены административной "тройки ", на которую генерал - хорунжий возлагал организации власти в занятых им районах. Высокий, статный мужчина лет тридцати назвался Афанасием Петриком, инженером - железнодорожником. Подле них обтирался этот тип, держит сейчас в руке помятую фуражку. Только тогда он был во френче, бриджах и хромовых сапогах. Точно он - круглолицый, черноволосый с бесцеремонными глазами.
Как же его представил Петрик?
Грунтенко напряг память и спросил:
- Если не ошибаюсь, господин Андрей Лазаренко?