Еще одна из ошибок Плеханова: им нужно было иметь твердого лидера, у того же Ленина слово не расходится с делом, а всевозможные Мартовы и Черновы наговорили сорок бочек арестантов, взяли даже гору в советах рабочих и солдатских депутатов - один шаг, даже полшага к единовластию в стране - не ступили, проговорили.
А что делаем сейчас, мелькнула мысль, снова говорим, пишем статьи...
Однако на данном этапе это единственно правильный путь: готовить общественность к устранению большевистской диктатуры, начинать, так сказать, с азов.
20
В Париже шел дождь. Петр Вовк стоял на узком балкончике мансардного гостиничного номера и наблюдал буржуйскую жизнь. Дождь, а люди все ходят, под зонтиками или подняв воротники плащей, и витрины сверкают зеркальным стеклом.
И чего только нет в тех витринах!
Петр приехал утром и, пока его везли от вокзала до отеля на бульваре Пуасоньер, успел насмотреться. Первое впечатление было: зачем? Зачем все это выставлено, ведь люди спокойно проходят под витринами, редко кто заглядывает в буржуйские магазины. Получается: покупают мало, следовательно, у трудящихся нет денег, а богатые буржуи составляют меньшинство населения, так зачем же магазины на каждом шагу? Обувные, галантерейные, часовые, готовой одежды, а в одной витрине стояла бесстыдная полуголая девушка из папье - маше в самых коротких панталонах и в чем-то очень прозрачном на груди - неужели девушки здесь действительно носят такое? Ну, еще буржуйки и такие, что бродят по тротуарам, покачивая бедрами. Вот пролетарочки?
Петр только представил такую гадость на Сони, секретарше председателя губчека Лившица, и ему стало стыдно. Но по размышляв решил, что, возможно, он и прав. Соня нравилась ему: черноволосая, шустрая, носик точеный, глаза - как утренние звезды. И маленькие тугие груди вызывающе торчащие из-под кофточки. Прозрачные кружева все же, видимо, не испортят их...
Но согласилась бы сама Соня одеть такое? Носит застиранную хлопчатобумажную кофту в белый горошек и длинную юбку. Ей бы такое короткое платье, в котором идет мамзель на противоположной стороне бульвара, зонтик держит, словно игрушку, а сама выстукивает высокими каблуками, как чечетку выбивает.
Вдруг крамольная мысль пришла Петру в голову, попытался отбросить ее и сам полаял на себя за то, что она могла возникнуть, но мысль не исчезала, и Петр был вынужден был признать: не такая она и плохая, как показалось сначала. А вся крамола заключалась в том, что Петр представил себе Соню на месте той мамзели под зонтиком, и это сравнение было явно в пользу парижанки. Все же девушка хорошеет в красивой одежде, а хлопчатобумажная кофта и даже пролетарский красный платок подходят не всем.
Но попробуй высказать мнение на комсомольском собрании! Тот же Мальцев первый обвинит тебя в перерождении и поставит вопрос об исключении из комсомола или в крайнем случае потребует строгого выговора.
И еще Вовк подумал: лучше бы ему не ехать в этот развращенный Париж. В Киеве или Бердичеве все ясно: нэпман является нэпманом, есть классово враждебный элемент, а девочки в шляпках и коротких платьях - того же поля ягоды, а в Париже эта мамзель под зонтиком, может, работает где-то на фабрике или такой же секретаршей, как Соня...
Эта мысль не обрадовала и не успокоила Вовка, он постоял еще немного на балконе, и вечерняя парижская жизнь не принесла ему душевного равновесия - вернулся в номер. Поселили его в гостинице "Бребант" на углу бульвара Пуасоньер и улицы Монмартр, Вакар сказал, в самом центре Парижа, десять минут пешком до площади Республики и примерно столько же до Сены и собора Нотр - Дам. Отель понравился Петру - не киевскому шикарный " Континенталь ", а уютный и, вероятно, недорогой. Вакар сообщил, что Центр борьбы взял на себя все расходы на содержание Петра, поинтересовался также, имеет Вовк деньги. Петр имел, и довольно большие - получил от Грунтенка, - но соврал, что в Киеве ему дали только на дорогу. Так оно, в конце концов, и было: Богдан Юлианович вычислил каждую копейку, намекнув, что некоторые во Франции и Польше не пожалеют золота за сообщения, доставленные им прапорщиком.
Вакар действовать начал с того, что забрал у Вовка все бумаги. Жадно и торопливо рассмотрел их, статью, подписанную, видимо, псевдонимом, спрятал в портфель, а подкорректированную в губчека военную информацию положил в добротную, из черной кожи папку - Вовк представил, как сегодня эти бумаги изучают где-то в разведке французского генштаба, и довольно улыбнулся.