– Вот, должно быть, объяснение, почему ты выволок меня из дома ни свет ни заря, – произнес его светлость. – И таскал меня от одной книжной лавчонки к другой, ища вот это – и во всех лавках битком набились женщины. Преимущественно, неподобающего вида, – добавил он, скорчив гримасу. – Никогда не видел столько страхолюдин в таких трескучих зарослях, как довелось сегодня утром.
– В половине третьего днем, – уточнил Джейнз. – Утра вы никак не могли увидеть, когда встали. Что касается зари, то она занялась, когда вы, наконец, соизволили притащиться домой. Кроме того, я приметил несколько привлекательных молодых леди в толпе тех, кого вы так бессердечно окрестили «страхолюдинами». Но с другой стороны, если их лица не покрывает слой штукатурки, а грудь не вываливается из корсажа, они для вас все равно что невидимки.
– Жаль, что они к тому же не умеют молчать, – проворчал его хозяин. – Сплошное жеманство и щебетание дурочек. А между тем готовы глаза друг другу выцарапать за… Как эта окаянная вещица называется?
Он взял журнал, взглянул на обложку и швырнул обратно.
– Ну да, «Аргус». «Сторожевой пес Лондона», значит… видать, этот мир изголодался по папским проповедям с Флит-стрит (улица в Лондоне, где расположены основные издательства – Прим.пер.)
– Контора «Аргуса» располагается на Странд, а не на Флит-стрит, – поправил Джейнз. – И журнал лишен папских проповедей, что весьма освежающе. С тех пор, как к его штату присоединилась мисс Гренвилл, публикации стали больше соответствовать тому, что обещают заголовки. По мифологии Аргус, если вы помните…
– Лучше мне не вспоминать дни, проведенные в школе. – Эйнсвуд потянулся за кружкой. – Когда это был не латинский, то был греческий. А если не греческий, то обязательно латинский. А когда ни тот, ни другой, тогда порка.
– Когда это было не пьянство, то игра в карты, если не карты, то шлюхи, – проворчал в тон себе под нос Джейнз. Ему было видней, поскольку он поступил на службу к Виру Мэллори, когда последнему исполнилось шестнадцать. В то время герцогство пребывало в очевидной безопасности, поскольку между Виром и титулом стояло несколько мужских представителей семейства Мэллори. Но сейчас они все умерли. После смерти последнего из них, девятилетнего мальчика, произошедшей около полутора лет назад, хозяин Джейнза стал седьмым герцогом Эйнсвудом.
Унаследование титула ни на йоту не улучшило характер новоиспеченного герцога. Наоборот, он скатывался от плохого к наихудшему, а оттуда просто к неописуемо чудовищному.
Более внятно Джейнз произнес:
– Известно, что у Аргуса была сотня глаз, если вы помните. Целью его тезки является внести вклад в просвещение населения, внимательно наблюдая и докладывая, что происходит в столице, словно у журнала сотня глаз. Например, статья мисс Гренвилл, касающаяся положения несчастных молодых женщин…
– А я-то думал, там печатают только одно, – заявил его хозяин. – Про пустоголовую девицу, угодившую по недомыслию в ловушку со змеями в гробнице. Как типично для женщин, – презрительно усмехнулся он. – И про какого-нибудь несчастного болвана, скачущего во весь опор на помощь своей госпоже. Только, чтобы схлопотать смерть от змеиного укуса в награду. Если ему повезет.
«Вот же тупица», – подумал Джейнз.
– Я ссылался не на историю мистера Сент-Беллаира, – заметил он. – Чья героиня, к вашему сведению, освободилась из гробницы без посторонней помощи. Тем не менее, я говорил о…
– Не рассказывай мне, она наверняка заговорила змей до смерти. – Эйнсвуд поднес кружку ко рту и осушил до дна.
– Я говорил о работе мисс Гренвилл, – упорно продолжил Джейнз. – Ее статьи и заметки весьма популярны среди леди.
– Храни нас Господь от «синих чулок». Знаешь, в чем их беда, а, Джейнз? Если их постоянно не брюхатить, дамочкам взбредают в голову странные фантазии, вроде тех выдумок, что они способны якобы думать.
Герцог вытер рот тыльной стороной руки.
Он просто варвар, вот он кто, подумал Джейнз. Его светлости место среди орды вандалов, которые когда-то разграбили Рим. Что касается взглядов его светлости на женский пол, то они стремительно скатывались к допотопному состоянию по мере того, как произошло его возвышение до титула.
– Не все женщины глупы, – упорствовал камердинер. – Если бы вы приложили усилия, чтобы обрести знакомства с женщинами своего класса, а не с неграмотными шлюхами…
– Шлюхи дают мне то одно, что я хочу от женщины, и не ждут от меня ничего помимо платы. Не могу придумать ни одной сколько-нибудь веской причины связываться с иной разновидностью женского племени.
– Одна-то веская причина существует. Вы никогда не получите истинную герцогиню, если отказываетесь за милю приближаться к приличным женщинам.
Герцог отставил кружку.
– Дьявол тебя подери, ты снова начинаешь?
– Через четыре месяца вам исполнится тридцать четыре, – в который раз напомнил Джейнз. – А в свете того, что вы творили до недавнего времени, возможность вам встретить свой день рождения почти равны нулю. Пора бы учесть титул и вытекающие из него обязательства, первостепеннейшим из которых является долг обзавестись наследником.
Эйнсвуд оттолкнулся от стола и поднялся с места.
– С чего это, к дьяволу, я должен учитывать титул? Сам он меня никогда не принимал во внимание. – Он схватил шляпу и перчатки. – Оставался бы себе там, где и был, да оставил бы меня в покое, так нет же, того не случилось, верно? Упорно подкрадывался ко мне с одними проклятыми похоронами за другими. Ладно, да пусть себе крадется дальше, раз уж меня посеяли среди остальных. Тогда он, может, повиснет на шее какого-нибудь другого бедного болвана, как гребаная проклятая удавка.
И гордо удалился.
Несколько мгновений спустя Вир достиг конца Кэтрин-стрит и устремился на запад, намереваясь утихомирить взбаламученные чувства у реки, залив их несколькими кружками эля в таверне «Лисица Под Горой».
Когда он свернул на Странд, то увидел кабриолет, несущийся сквозь скопление транспорта у «Эксетер Чейндж» [3]. Экипаж почти вплотную миновал продавца горячими пирожками, опасно сменил направление в сторону приближающующейся телеги, как раз вовремя исправил положение, затем сделал резкий поворот и помчался прямо на джентльмена, ступившего с тротуара с намерением перейти улицу.
Не дав себе ни секунды на размышление, Вир помчался вперед, заграбастал парня и отдернул его обратно на пешеходную дорожку за мгновение до того, как экипаж пулей выскочил на Кэтрин-стрит.
Когда он с грохотом пронесся мимо, Вир ухватил промелькнувшее видение: на месте возницы женщина в черном одеянии с черным мастиффом в качестве пассажира, явно сбесившаяся лошадь в пене, и ни одного храбреца на помосте сзади, чтобы ей помочь.
Он отстранил спасенного парня и поспешил за экипажем.
Лидия выругалась, когда увидела, что ее добыча рванула на Рассел Корт. Тесный проход был слишком узок для кабриолета, а если она совершит длинный объезд вокруг театра Друри Лейн, но точно их потеряет. Она остановила экипаж и соскочила с него, Сьюзен выпрыгнула за ней. Мальчишка-оборванец поспешил ей навстречу.
– Присмотри за кобылой, Том, и две монеты твои, – обратилась Лидия к уличному парнишке. Потом, подхватив юбки, побежала к Рассел Корт.
– Эй, ты! – закричала она. – Оставь это дитя в покое!
Сьюзен выдала громкое «Гав!», эхом прокатившееся по узкому проходу.
Мадам Бриз – а именно к ней обращалась Лидия – бросила быстрый взгляд через плечо, и стрелой ринулась в узкий переулок, таща за собой девочку.
Лидия не имела представления, кем была эта девочка – по всей видимости, деревенская прислуга, похоже, одна из бесчисленных беглянок, которые каждый день держат путь в Лондон, только чтобы попасть в когти сводниц и сутенеров, ошивавшихся возле каждого постоялого двора от Пиккадилли до Ратклифф.
Лидия заметила эту парочку на Странд. Девочка, разинув рот, как обыкновенная деревенская дурочка, глазела на достопримечательности, пока Корали, разодетая в черное, как уважаемая матрона, с возвышавшейся на черных, как смоль, волосах дорогой шляпой, безжалостно вела девчонку к гибели: вне сомнения, на Друри Лейн в ее легион порочных ловушек.
3
«Эксетер Эксчейндж» или в народе «Эксетер Чейндж» – здание на севере улицы с галереей магазинов на первом этаже, которое частично захватывало проезжую часть. Более известно зверинцем, располагавшимся на верхних этажах, существовавшим с 1773 по 1829 год.